Глава XXIV - Зороастрийские религиозные обряды Йазда

Даже те, кто хранил твою
старую истину такой чистой…
Джон Мильтон.
«Сонет на недавнюю
резню в Пьемонте».

В предыдущей главе я коснулся религиозных обрядов зороастрийцев, связанных с храмом, в настоящей главе буду говорить о религиозном аспекте их домашней жизни, обрядов и обычаев, соблюдаемые в связи с рождением, воспитанием, браком и смертью. Хочу с признательностью отметить доброту мастера Ходабахш Бахрам Раиса, который помогал мне в сборе материала по этому вопросу.

В отношении церемоний, связанных с рождением ребёнка, зороастрийцы Персии отличаются от своих единоверцев в Бомбее, главным образом, в условиях дефицита специалистов по проведению таких обрядов. Всего несколько зороастрийцев в Персии призывают на служение астролога (nujumi) по случаю рождения в их семье малыша. Их же братья парсы в Индии, наоборот всегда приглашают мудреца составить гороскоп новорожденного, определяя к чему будет склонен маленький человек в жизни, рассматривают его способности и профессиональные склонности.

Обычно зороастрийцы Персии мало пользуются услугами астролога, вопреки всему многие родители не знают даже дня рождения своего ребёнка, не говоря уже о месяце и годе собственного появления на свет. Как правило, астролог – мусульманин; астролог-парс редкость в Иране, найти такого довольно трудно. В Индии, наоборот, астролог (joshi) не проблема, очень многие пользуются его услугами, однако его прогнозы часто основываются на суеверии, гороскопы выполнены с незавидным мастерством и хитростью. У каждого астролога Индии множество оберегов и амулетов, которые обычно носят дети, вполне вероятно, что это обычай очень древний, родившийся задолго до появления ислама (Yt. 14.34-40; see Jivanji Modi, Charms or Amulets for Some Diseases of the Eye, in the Journal of the Anthropological Society of Bombay, 3. 338-340 (1894), and Nirang-i Jashan-i Burzigaran, ibid. 5. 398-405 (1900), and An Avesta Amulet, ibid. 6. 418-425 (July and October, 1900)).

Для того чтобы избежать влияния дурного глаза или вылечить ребенка от какой-то болезни, родители иногда обращаются за помощью к мобеду. Зороастрийский священник читает Ясну, Яшт из Хорде Авесты. В этих целях парсы Индии читают Ardabahisht Yasht (Yt. 3. 1-19), считая этот текст очень эффективным. Бездетным женщинам проводят обряд чтения Видевдата, для того чтобы снять проклятие бесплодия.

Дни рождения, юбилеи, само собой разумеется, не отмечаются, так как люди часто не знают, когда они родились. В древние времена наоборот был широко распространён в Персии обычай отмечать дни рождения, об этом писал Геродот: «персы почитают свои дни рождения выше всех других дней, и в этот день они готовят пир более пышный, чем обычно. Богатые люди режут по такому случаю быка, лошадь, верблюда, зажаривают целиком в печах, бедняки ставят на стол мяса меньше» (Herodotus, History, 1. 133). Этот обычай сейчас практически забыт, но несколько зороастрийцев Персии, побывавших в Бомбее, где дни рождения широко и пышно празднуют, согласно натальной карте (sal-girih) именинника, заимствовали традицию. Они стали приглашать гостей, своих друзей и родственников, одевать детей в новые одежды, готовя самые изысканные блюда.

Нынешнее образование зороастрийской молодежи в Персии оставляет желать лучшего, хотя оно могло быть намного шире и доступнее. Конечно, степень грамотности зависит от возможностей правительства (see Modi, Education among the Ancient Iranians (reprinted from The Parsi, vol. 1, lr nos. 2-9), Bombay, 1905). Ещё полвека назад вопрос образования зороастрийцев практически не решался, в отличие от остального мусульманского населения Персии, потому что у них либо не было школ, либо им не разрешалось их иметь. К счастью, в 1857 году часть денег из Персидского фонда улучшения положения зороастрийцев были выделены на строительство и содержание парсийских школ в районах Йазда и Кермана (See Karaka, History of the Parsis, 1. 83-89, and Malcolm, Five Years in a Persian Town, p. 47, and Landor, Across Coveted Lands, 1. 388-389). Это прогрессивное движение было вызвано напором и энергией парсов Бомбея и успешно воплощено в жизнь. Остаётся надеяться, что ещё больше средств будет направлено на эти цели и ещё больше образовательных учреждений предоставлены зороастрийцам Персии. В Индии парсы имеют прекрасную возможность обучаться, получая высшее образование, соответствующее европейскому, чтобы смело взращивать семя знаний в зороастрийской почве, которая, по сути, изначально его и произвела.

Храм Огня в Йазде сегодня

Посвящение в веру

Когда зороастрийский мальчик или девочка переходит из детства в период полной молодости, называемого сегодня подростковым, который наступает у каждого ребёнка в своё индивидуальное время, его или её посвящают в таинство праведности, соединяя с другими зороастрийцами, инициируя в общину верующих. Это ритуал подтверждения веры, если можно так выразиться, происходит в возрасте от семи до пятнадцати лет. В Индии во время официальнй церемонии молодой послушник, согласно религиозному ритуалу, надевает священный пояс кушти и рубашку судрех. Зороастрийцы Персии такой обряд практически не проводят.

Современное название для священного пояса, или нити: kosti, kusti, или kushti, авестийское слово aiwyanhana, «пояс» (Yt. 1. 17; Ys. 9. 26; Vijirkart-i Denig, 12, 18, 20; Nirangistan, 95). Освящённая рубашка называется в настоящее время sudrah, sedrah, или sadarah; авестийское звучание этого слова неизвестно, но предполагается, что оно соответствует слову vastra, «одежда», оно упоминается, вместе с kusti, в Nir. 85-96; Vd. 18. 54 (anaiwyasta, anabdata). Ношение рубашки также косвенно упоминается в старых персидских Патитах или формулах исповеди (see Patit Adarbat 19, in Spiegel, Avesta Ubersetzt, 3. 213, Leipzig, 1863 = tr. Bleeck, p. 157, London, 1864). Использование рубашки и пояса в Индии и обрядов, связанных с посвящением в зороастризм хорошо описано у: Dastur Jamaspji Minocheherji, Navjot Ceremony, Bombay, 1887; и Modi, Religious System of the Parsis, in Parliament of Religions, 2. 912, Chicago, 1893; и Sheriarji Bharucha Zoroastrian Religion and Customs, pp. 35-36, Bombay, 1893; и Darmesteter, Le ZA. 2. 243, n. 13; 251, n. 54.

Иранскому мальчику или девочке просто надевают kushti, kusti или kosti (в Индии произносится кушти), символизирующую священную нить религии, как только он или она сможет читать так называемые «Четыре Авесты»: молитву ангелу Сраоше (Срош Бадж), Кушти Бастан (Связующая нить) (see Darmesteter, Le ZA. 2. 685-688; Spiegel, Avesta Ubersetzt, 3. 4-7, Leipzig, 1863 = tr. Bleeck, 3. 4-5, London, 1864), Pa Nam-i Stayishn (Хвала Имени) и Birasad (Да придёт).

Для проведения этого обряда не приглашают в дом ни одного священника, как в Индии, где мобеды читают священные писания. Вместо этого кушти просто надевают дома без формальностей, хотя иногда молодёжь идёт с этим поясом в руке к дому человека, который учил его четырём авестийским формулам, и повязывает кушти в его присутствии. Своему наставнику юноша или девушка приносят в подарок сладости или запеченный каравай. Ношение священной рубашки судрех скрупулезно соблюдается в Бомбее, согласно предписанию религии, но не часто встречается в Йазде. Только некоторые из зороастрийцев в Персии подражают своим собратьям парсам Бомбея, соблюдая этот ортодоксальный обычай.

После проведения обряда кушти, юное дитя допускается до основных ритуалов веры, от него требуют, по крайней мере, теоретически подчиняться всем важным правилам. Особенно строго всеми верующими соблюдается ритуал очищения, который прививается Авестой. На протяжении всей религии Заратуштра предписывает чистоту телу и душе. Авеста призывает к омовению для того, чтобы смыть любое осквернение, которое могло возникнуть при контакте с нечистыми земными предметами. Наибольшее загрязнение происходит от прикосновения ко всему, что мертво, поскольку смерть – это величайший триумф Ахримана над созданием Ормазда. По этой причине Видевдат даёт правило омовения девяти ночей (barashnum nu-shaba, no-shva), которому нужно следовать до конца с самой скрупулезной заботой, восстанавливая церемониальную чистоту, которая могла быть потеряна при контакте с мёртвыми.

Правило состоит в серии обмываний мочой быка, которая выступает в роли дезинфекции, она обладает большими очищающими и лечебными свойствами и называется в Авесте gaomaeza, «моча быка», (Vd. 9. 14; 19. 21, 22). На пехлеви и современном персидском – gomez. После омовения священной жидкостью читаются особые молитвы (nirang) и повязывается пояс с произнесением имени посвящаемого (Wilhelm, On the Use of Beef's Urine according to the Precepts of the Avesta, Bombay, 1889). Освящённая вода, присутствует на ритуале в большом количестве, она, как полагают, помогает изгнать дух скверны (See.Vd. 9. 1-46; 8. 36-72; West, SBE. 18. 431-454, and Darmesteter, Le ZA. 2. 159-172, and SBE. 4. 122-134).

Греческий писатель Люциан упоминает этот ритуал в одном из своих юмористических диалогов. Он рассказывает, как его герой, Мениппус, в течение двадцати девяти дней был омыт в Тигре в Вавилоне «магами, учениками и преемниками Зороастра». Вполне вероятно, что это был способ, которым маги «Zabratas» или «Zaratos», согласно Порфирию (Vita Pythagorae, 12) очистили все грехи Пифагора, которые он совершил в своей жизни (see my Zoroaster, pp. 237, 242; Nauck, Porphyrii Opuscula Tria, p. 18, Leipzig, 1860; and cf. Kleuker, Zend-Avesta, Anhang, vol. 2, pt. 3, pp. 104, 117, Riga, 1776-1783).

Первоначально, как описано в Авесте, обряд, по-видимому, использовался только в случаях прямого осквернения, когда человек на самом деле коснулся умершего или когда женщина родила мёртвого ребенка. Возможно, подобный ритуал проводился для создания абсолютной церковной чистоты священника, который должен совершить жертвоприношение. Со временем обряд распространился на всех людей, каждого стали омывать мочой быка для обеспечения чистоты в целом. Этот ритуал проводят индийские парсы, как в сокращенной форме простого омовения, так и в его полной форме люстрации, охватывающей девять ночей. Согласно древнему персидскому трактату, восходящему ко времени арабского завоевания, под названием Сад Дар (See Sad Dar, 36. 1-8, tr. West, SBE. 24. 296-298, and Darmesteter, SBE. 4. 123), «на человечество, на мужчину и женщину, возложена строгая обязанность провести церемонию Барашнум», по крайней мере, один раз в жизни для того, чтобы очистить душу для входа в небесное царство. В противном случае первородная нечистота, находящегося ребёнка в утробе матери не может быть очищена и тогда кормление грудью становится невозможным.

По словам Кходабахш Раиса очищение от первородных загрязнений называется sustan-i sar-i sir, "умывание головы молоком". Молоко считается побелевшей кровью, и потому нечистой, так как через кровь идёт осквернение. Для восстановления относительной чистоты и проводится церемония Барашнум в Индии, упоминаемая ещё и под названием navar (see Modi, Zoroastrian Priesthood, in Zartoshti, 1. 94, Bombay, 1903).

Афринаган внутри Храма Огня

Барашнум Гах в Йазде

Когда я посетил Барашнум Гах в Йазде, расположенный в нескольких минутах ходьбы от Храма Огня, то нашёл примитивное строение круглой формы, значительно отличающиеся от сложного прямоугольного ограждения, похожее на те, что построены в Удваде, в Индии. Вокруг расположились через определенные промежутки небольшие кучи камней, на которых должен стоять человек, проходящий очищение мочой быка, так как описано в Видендаде. Во время ритуала человек должен перемещаться с места на место в пределах специально нарисованных линий на песке, священник постоянно окропляет его каплями бычьей мочи и водой. Жидкость выливают из ковша, который крепится к концу палки "девять узлов" длиной.

Такая длина достаточно долго позволяет священнику стоять вне нарисованного круга. В стене было несколько ниш, похожих на обычные takchahs, или на альковы в стенах персидской комнаты. Эти углубления использовались, для хранения сосудов для еды и питья людей, проходящих ритуал очистки. Всё вокруг выглядело обветшалым и заброшенным. Возможно, этого и следовало ожидать от места изоляции, оно всё-таки мало походило на Барашнум Гах в Удваде. Исходя из такого опустелого состояния, можно сделать вывод, что в Йазде меньше внимания уделяется поддержанию этой церемонии, чем в центре у зороастрийских ортодоксов Персии.

Из замечаний Кходабакхша Раиса можно сделать вывод, что некоторые более продвинутые зороастрийцы против того, чтобы настаивать на важности соблюдения этого обряда, особенно в случае с женщинами. Хотя Авеста предписывает его при определённых обстоятельствах для женщин так же, как и для мужчин (See Vd. 9. 21, and Sad Dar, 36. 1, Vd. 5. 45-62, Vd. 16. 1-18; cf. Darmesteter, Le ZA. 2. x-xv).
Например, сын Калантара Диньяра Бахрама никогда не проходил подобную церемонию. Этот факт, который лишний раз показывает, что очищение мочой быка не считается обязательным для устранения первоначального загрязнения при рождении, каков бы ни был обычай в отношении священников.

Брачная церемония

Теперь интересно было бы рассмотреть вопрос о браке между последователями Заратуштры. Благоприятный возраст, в котором иранские зороастрийцы, как правило, мужчины вступают в брак, считается от двадцати пяти до тридцати лет. Женщин выдают замуж с четырнадцати до девятнадцати лет. Тем не менее, мальчики иногда вступают в брак в возрасте пятнадцати лет, а девочки – в двенадцать лет. Были случаи, когда вдовец шестидесяти лет женился на пятнадцатилетней девушке или брал в жёны вдову двадцати лет. Если некоторые семьи тесно связанны узами дружбы, то они могут помолвить своих малолетних детей даже в двухлетнем возрасте, но такие союзы рассматриваются сообществом недоброжелательно. То же самое можно сказать и об Индии, где подобные детские браки изредка происходили среди парсов в более ранние времена, но сейчас они попали под запрет (See Karaka, History of the Parsis, 1. 171-172; see Mile. D. Menant, Les Parsis, pp. 154-155, Paris, 1898).

Родители, как правило, устраивают браки своих детей, так как без согласия родителей или опекунов сын не может взять жену, а дочь выйти замуж. Мать тоже осторожно сообщает о своём выборе отцу, с которым предлагает ему согласиться. После получения согласия всех заинтересованных сторон происходит официальное обручение молодой пары; часто происходит обмен подарками или деньгами. Затем о браке публично объявляется первосвященником, без чьего согласия парсы не могут жениться. Если же зороастриец игнорирует авторитет мобеда, то он женится по закону ислама.

Брачная церемония, связанная с самим браком, отличается от проведения её в Индии и в Персии тем, что среди парсов Индии, она гораздо проще. В Индии невеста сидит рядом с женихом, после замужества перед молодой парой два священника произносят молитву, наставление и благословение, часть которого звучит на санскрите и сопровождается обрядами, заимствованными у индусов. В Индии эти тексты называются Paivand-Namah or Ashirvad (See Modi, Marriage Customs of the Parsis, pp. 34-39, Bombay, 1900; Karaka, History of the Parsis, 1. 189-192).

В Персии невеста не принимает участие в церемонии официально, за исключением предоставления её добровольного согласия другу жениха, который приходит с этой целью в дом невесты в день свадьбы, перед началом всего празднества. В Йазде религиозный обряд проводят только мужчины, но невеста, её родственницы и подруги, как правило, находятся достаточно близко, чтобы слышать, как читают молитвы, иногда они стоят на крыше дома, чтобы посмотреть всю церемонию воочию.

Когда родственники и друзья мужского пола обеих семей собираются, священник (не два, как в Индии) сажает жениха и представителя невесты, её отца, всех её родственников справа, а родичей жениха по другую сторону. В руку жениха кладётся кусочек сахара, таким образом, брак невесты засвидетельствован и официально принят. После нескольких незначительных церемоний священник, проводящий обряд читает Andarz-i Gavah, 'Предостережение свидетеля', составленный частично на диалекте дари, языке, распространённом среди иранских зороастрийцев, частично на языке зенд, затем звучит пазенд (Khordah Avesta, pp. 435-450, Bombay, 1900). Тексты, которые читает священник, содержат полезные советы и увещевания, а также благословение для всех, кто сейчас женат. Когда официальная часть закончена, гости начинают дарить подарки, преподносят сахарные хлеба, шляпы из кашемира, вкушают яства. По окончании ужина, они сопровождают невесту, скрытую с головы до ног одеянием из зелёного шёлка, в дом жениха, где она вступает в свою новую жизнь.

В семье жена чувствует себя более свободно, чем женщины в мусульманском доме. Несмотря на мусульманское влияние, которое ставит женщину в жизни в подчинённое положение, зороастрийцы придерживаются старого персидского закона о равенстве. Некоторые женщины имеют в зороастрийской семье больше прав, чем мужчины (see Darab Dastur Peshotan Sanjana, Position of Zoroastrian Women in Remote Antiquity, as illustrated in the Avesta, pp. 35-42, Bombay, 1892). Зороастрийские женщины, которых видел я, были достойными и скромными, без неуверенности в себе, хотя, конечно, они не пользуются большими преимуществами, чем парсийские женщины Бомбея, которые обладают более широкими возможностями и правами.

В своих отношениях зороастрийцы Йазда, как правило, моногамны, но двоежёнство и даже полигамия, которые они приписывают влиянию своего мусульманского окружения, были редкостью даже в древние времена. Настроение зороастрийской общины, как видно из двух частных случаев, о которых они рассказывали, явно против полигамии, даже в тех случаях, когда первая жена не родила ребёнка мужу. Для женщины – двоежёнство вообще предусматривает смертельное наказание. Причиной сложности исполнения канонов зороастрийской веры и предотвращение нарушений брачного права, в силе мусульманского примера, который преобладает вокруг. Сегодня в жизни случается, что зороастриец, который не желает соблюдать священные правила семейных отношений и просто отвергает их, выбирает другую веру, переходя в ислам. Именно поэтому, случаи нарушения обещаний и развода происходят даже в кругу верующих. Существуют и некоторые другие пороки, о которых мне не хотелось бы упоминать, но основная часть зороастрийского сообщества прилагает серьезные усилия, чтобы искоренить это зло из своей среды и поддержать высокие идеалы своей религии.

Погребальные церемонии

Погребальные обряды зороастрийцев в Йазде являются практически продолжением древних обычаев Авесты, они такие же, как у парсов Индии, но с незначительными различиями, обусловленные местными условиями или нынешними обстоятельствами в отличие от прошлых лет. Нигде подробно не было написано на английском языке о церемонии погребения габаров в современном Иране. Уделю этой теме немного внимания, делая небольшие сравнения с более знакомыми обычаями парсов Индии и древними обрядами Авесты. Детальную информацию о зороастрийских погребальных обрядах предоставил Кходабакш Бахрам Раис, за что благодарен ему безмерно. Я дополнил свой материал заметками из интересной статьи, написанной в Гуджарати дастуром Кхудаяром Шехерьяром: A Zoroastrian Death in Persia, in Zartoshti, 1. 169-181 (Bombay, 1904). Обряды парсов в Индии хорошо описаны; Modi, Funeral Ceremonies of the Parsees, Bombay, 1892 (reprinted from Journ. Anthropolog. Soc. of Bombay, 1891); Karaka, History of the Parsis, 1. 192-213; Mile. D. Menant, Les Parsis, pp. 179-235, Paris, 1898.

Когда человек находится на грани смерти, обычно вызывается мобед или священник для совершения последнего обряда. Он читает молитву покаяния за грехи (patit pashimani, «служба о покаянии») и выполняет обряд соборования, очищая губы умирающего несколькими каплями освященной бычьей мочой (gomez, аv. gaomaeza). Когда человек уже умер, священник идёт к священному Огню или в храм и выполняет церемонию srosh-drun для упокоения души умершего. В Персии эта церемония называется ravan barsm.

Вскоре после смерти тело, которого отныне никто не должен касаться, за исключением тех, кто занимается погребением, помещается на одной стороне комнаты и омывается. Эта задача осуществляется murdah-shur, «омывателем тел», или pak-shur, «чистильщик тел», ему обычно помогает ассистент, так как, согласно Авесте, нельзя оставаться наедине с мёртвым телом (Vd. 3. 14). Оба омывателя тел связаны друг с другом единым поясом-нитью kusti символизирующих синхронность их совместных действий (paivand, «союз, соединение») в работе. Человек, моющий тело, носит на руке ворсистую шерстяную перчатку (pashm), которой, протирает прах, его помощник наливает мочу быка (go-mez, аv. gaomaeza, Vd. 9. 14; 19. 21, 22) из медной чаши ложкой с длинной ручкой. Вода никогда не используется для этой цели.

Кроме того, существует правило, что мужчины должны омывать тело мужчины, а женщины прах женщины. После церемонии они надевают тело в чистые белые одежды, но не новые, включая священную нить (kusti). На теле нет ничего нового, так как Авеста запрещает подобные действия (Cf. Vd. 5. 61; 8. 23-25; see also Sad Dar, 12. 1-2, and cf. Vd. 6. 51). Когда их задача выполнена, они моются тщательно сами для того, чтобы удалить загрязнения, причиненные контактом с умершим телом.

Церемония sag-did, "взгляд собаки", в настоящее время возрождается. Это древний обряд, который берёт своё начало в период написания Авесты. Он заключается в том, чтобы заставить собаку бросить мимолётный взгляд на мёртвое тело, так как её взор, как полагают, может изгнать nasu, или духа осквернения. Были предложены различные объяснения для того, чтобы определить происхождение этого обычая, приведён миф о четырёхглазой собаке Йимы в Ведах. Вспомнили о рационалистической теории о том, что собака инстинктивно может понять, осталась ли какая-либо жизнь в теле. Возможно, обычай связан с тем, что тела отдают на растерзание собакам и птицам (see Modi, Funeral Ceremonies, pp. 8-10, and Bloomfield, Cerberus, the Dog of Hades, pp. 27-31, Chicago, 1905. For the dog in the Avesta, see Hovelacque, Le Chien dans Le Avesta, Paris, 1876, and Kuka, The Dog in the Vendidad, in Zartoshti, 1. 271-280).

В Йазде не используются специальные собаки для выполнения sag-did, для этой цели используется обычная уличная собака. Чтобы её привлечь, вокруг умершего разбрасывают кусочки хлеба или, в соответствии с более древними традициями, хлеб кладут на грудь останков тела, которые собака съедала. Затем приходят люди, которые уносят умершего в склеп zad-o-marg, (дом «рождения и смерти»), потом тело несут в башню молчания dakhmah. Люди, переносящие тело (nasu-kashas), или их ещё называют покрывающие тело (pish-gahan) используют железные носилки (gahan). В Индии таких людей обычно называют khandhiahs, "плечевые люди", и их не следует путать в любом случае с теми, которые несут тело внутрь дахмы (cf. Modi, op. cit. p. 12).
Мужчины, которые занимаются этим занятием, как правило, не какой-то специальный обособленный класс. Эту работу может выполнять любой, кто пожелает, на неё могут временно нанимать людей для каждого случая. У многих, кто занимается подобным делом – это способ заработка средств к существованию. Число мужчин, которое участвует в ритуале варьируется от двенадцати, шестнадцати до двадцати четырёх, тридцати двух, исходя из расстояния, которое необходимо преодолеть. Самое малое количество людей, участвующих в погребении – это два человека, так как согласно Авесте в одиночку нести тело запрещается (Vd. 3. 14-21; 8. 10; see Dastur Khudayar Sheheryar, op. cit. p. 172. Anquetil Duperron, Zend Avesta, 2. 584, Paris, 1771).

Люди, совершающие ритуал, держат в руках пояс кушти, который тянется из одних рук в другие, для сохранения мистической связи в выполнении своей задачи. По окончании захоронения все участники омывают свои тела и тщательно стирают одежды, прежде чем снова общаться с другими людьми.
А пока тело несут на некоторое время в специальное помещение. Впереди процессии (padash) идёт мужчина, держа в руках сосуд, в котором разжигаются благовония. За ним следуют родственники и друзья, далее несут умершего, лежащего на железных носилках, за ними идут мобеды и ещё несколько членов семьи покойного. В прежние времена в деревнях и отдалённых районах было принято, чтобы процессию возглавлял кто-нибудь, дующий в рог, бьющий в барабан или исполняющий печальную музыку, но этот обычай сегодня почти угас. Вся процессия тожественно шествует к zad-o-marg (рождённый-умерший), или parsish-khanah, pursish-khanah (дом смерти), склеп-дом, который служит в качестве временного хранилища перед тем, как наконец-то тело отнесут в дахму. К телу, хранящемуся во временном помещении, обычно приходят, чтобы отдать уважение (pursi-raftan) и выразить соболезнование семье умершего.

Использование этого временного здания описывается в kata Авесты, так же и Вендидад говорит о том, что в каждой деревне должны быть воздвигнуты не менее трёх kata для усопших (See Vd. 5. 10-14; Anquetil Duperron, op. cit. 2. 583; Modi, Funeral Ceremonies, p. 7, n. 9, and Darmesteter, SBE. 4. 53, n. 2; 07, n. 1). В Индии в провинции Гуджарат всё ещё придерживаются такого способа погребения (zad marg), но в целом парсы отказались от него и предают тело в течение двадцати четырёх часов непосредственно дахме, как того требует жаркий климат. Частичное сохранение ритуала zad-o-marg среди индийских парсов наблюдается в местах, где стоят nasa-khanah, «дома смерти», в которых хранится ритуальное оборудование nasa-sаlаrs.

«Дом смерти»

Настоящее строение «дома смерти» в Йазде намного большего размера, чем те небольшие сооружения, которые описаны в Видендате. В нём есть отдельная комната для женщин, комната для родственников и друзей, отдельное помещение для усопшего и для гроба. В этом здании есть две двери, через одну из которых вносят тело покойного, через другую его уже выносят и перевозят в дахму. Обе двери символизируют идею рождения и смерти (zad-o-marg), описанную в персидском стихотворении:

- Что такое этот мир? Это просто место остановки с двумя воротами.
В одни входите, через другие уходите.

(Khudayar Sheheryar, op. cit. p. 171).

Обычай переносить тело наружу иной дорогой, чем вносить внутрь, кажется, так же стар, как Авеста. Например, в Видендате есть описание «бреши» в стене для того, чтобы выносить тело (Vd. 8. 10; Darmesteter, Le ZA. 2. 121, n. 15, and SEE. 4. 97, n. 6).
Когда тело приносят в zad-o-marg, его снимают с железных носилок и кладут на вымощенную камнем платформу из глины, около девяти футов в длину и четырёх футов в ширину, затем носилки переносят в отдельную комнату. Тем временем друзья собираются, чтобы отдать последние почести умершему, это называется pursiraftan, «спроси, приходя», или sez, saj (cf. Modi, op. cit. p. 15). Второе слово созвучно sejdo, которое в обиходе среди индийских парсов.

Мобеды читают нараспев Gahan Srayishn или повторяют несколько раз Gatha Ahunavaiti (Ys. 28-34), в котором рассматриваются различные вопросы, касающиеся благочестия, веры и будущая жизнь. Когда чтение заканчивается наполовину, священники перестают петь, ритуал sag-did выполняется ещё раз, затем тело переносят из комнаты, где оно было изначально положено на железные носилки, прикреплено к ним широким поясом кушти и покрыто белым полотном. Половина чтения священного текста заканчивается на словах: tat moi vicidyai (Ys. 31. 5; Khudayar Sheheryar, op. cit. p. 172; cf. Modi, op. cit. p. 14).

Затем часть пришедших людей покидает здание, мобеды дочитывают вторую часть службы текстов из Авесты в память об усопшем (iristanam). Потом все, кто не идёт до дахмы, расходятся по домам, остальные продолжают путь на лошадях и мулах, так как дахма находится примерно в девяти милях от Йазда, но мобеды всё расстояние преодолевают пешком (See Sheheryar, op. cit. p. 173). Я не совсем уверен, какие именно стихи читаются над телом усопшего, но, если это не Ys. 16. 7, предполагаю, что возможно сопровождается переход души текстом из Ys. 26. 7: «мы восхваляем те светлые обители праведности, в которых пребывают в счастье души умерших (iristanam), которые являются духами (fravashayo) праведников. Мы славим лучший мир (Paradise), святой, блестящий и всеславный».

Иногда общие рамки ритуала нарушаются, особенно в отдалённых от дахмы деревнях и сёлах. Там тело умершего кладут на корову или осла, вместо того чтобы нести на железных носилках (Vendidad Phi. Vd. 3. 14).
В настоящее время похоронная процедура, никоим образом не нарушается в Персии, караваны смерти порой перевозят тела на большие расстояния, чтобы достигнуть святынь.

В дахме или башне молчания

Зороастрийская процессия по достижении дахмы, повторяет ритуал sag-did в третий и последний раз, проводятся последние приготовления и тело отдаётся на попечение двух мужчин, работающих внутри башни. Они называются nasa-salars, «проводники мёртвых», это название также применяется и в Индии (see Modi, op. cit. pp. found 12-18). Эти люди должны быть хорошо развиты физически, обладать высокими моральными качествами. В силу характера своей профессии они обязаны жить отдельно от людей, им не позволено общаться с другими членами сообщества или входить в дома, где совершаются религиозные обряды или, празднуется какой-либо особый праздник, и, если возможно, им рекомендуется воздержаться от возделывания земли. Эти люди обязаны, сверх того, тщательно обмыть тело, затем отнести его в башню и, если они когда-нибудь захотят уйти в отставку, оставить свою работу, они должны пройти церемонию «Омовения девяти ночей» (barashnum no-shva, no-shaba), описанного выше.

Как только они возьмут тело умершего в свои руки у двери дахмы, они совершают paivand-соединение, путём протягивания пояса кушти между собой и читают Срош Бадж. Один из них берет кусок металла или железный ключ и начинает возле левого уха тела рисовать три борозды (kash), произнося мантру Ахуна Ваирья, или читая текст из Авесты, пока рисует каждую черту (Dastur Khudayar Sheheryar, op. cit. pp. 169-181). Затем тело кладут головой на юг, и снимают одежду, в соответствии с таинствами Авесты. О снятии одежды говорится в авестийской фразе raoca-aiwivarena, "облачённый светом небесным" (Vd. 6. 51). В Авесте и во всех зороастрийских писаниях южный регион является благоприятным, северный - обителью Ахримана и демонов (Vd. 19. 1; Yt. 22. 7).

Всё это время читается молитва ангелам (язатам) на персидском языке: «О победоносный и святой Сраоша, мы провожаем этого человека (здесь должно быть провозглашено имя, остальная часть молитвы должна соответствовать ему) с земли, Spendarmad, и поручаем его (или её) силе Ayokhshust. Ангел Сраоша, мы отворачиваемся от него, но ты поверни лицо своё к нему; в твоё хранение мы передаём его тебе; ты возьмёшь его руку в свою». Слово – Ayokhshust, перс. sang Ayokhshast, не совсем понятно, но как мне кажется, здесь уместен будет следующий перевод: «расплавленный металл» (see my article in JAOS, Proceedings, p. Iviii, 1890).

[Обращаясь к телу] «Не бойся (имя умершего) не трепещи, не трепещи, потому что этому месту тысячи лет, это место отдыха наших отцов и матерей и наших предков».
[Обращаясь к Ангелам] «О Сраоша, Михр, и Рашну, у нас возьмите его в своё владение; возьмите его руку и ведите его в обитель наших праотцев и праведных, и праведников. Пусть будет в соответствии с волей Ангелов и Архангелов (izad u amshaspandan); да будет так; истинно, да будет» (See Khudayar Sheheryar, op. cit. p. 174).

После этого носильщики тел выходят из башни, оставляя тело доступным для хищных птиц, чтобы те могли поедать плоть. Когда кости оголяются и становятся сухими, их перемалывают в определённом месте дахмы в пыль. Сравните описание дахмы в деревне Шах Али близ Йазда, которая была исследована Вестергардом в 1843 году (JRAS. 8. 352). Кроме того, интересен рассказ о дахме близ Исфахана, которую Шарден в семнадцатом веке описал круглой с ямой в центре (Voyages, 3. 131). В башнях Бомбея этот центр называется bhandar.
Если дахма недоступна, тело может быть предано земле по известному обряду sang-chin, «куча камней». В этом случае тело переносят в какое-нибудь отдалённое место на холмах или в горах, затем вокруг него складывают камни и покрывают их глиной. Это практический метод, применяемый в Ширазе и везде, где верующих настолько мало, что строить дахму не имеет смысла.

После того, как тело было выставлено на дахму, принято, чтобы друзья и родственники после долгого похода вкушали какой-нибудь освежающий напиток и простую еду, которая состоит из хлеба, сыра, картофеля или яиц, в зависимости от обстоятельств, с вином, но, ни мяса, ни топленого масла не едят. Молитвы снова продолжают звучать во имя умершего, выражая сочувствие тех, внутри кого много скорби. Затем все присутствующие заканчивают церемонию kusti и возвращаются домой. Незначительные вариации в погребальных обрядах встречаются, конечно, но общее описание наиболее важных деталей здесь представлено.

Обряды после смерти

Согласно древнему и современному зороастрийскому поверью душа парит над землёй три дня после смерти, прежде чем отправляется в другой мир. За это время семья соблюдает определенные правила, молится об умершем, воздерживаясь от употребления мяса и от любого действия, которое может причинить страдания душе или задержать её на земле. На том месте, где лежало тело перед тем, как его унесли из дома, принято размещать три кирпича в виде маленькой арки и воткнуть рядом ножницы, чтобы отгонять злых духов, которые могут быть рядом. Каждое утро совершается обряд Ясны, между восходом солнца и полуднем Havani Gah, Срош Яшт; вечером после захода солнца Aiwisruthrima Gah, ритуал Видевдат проводится в полночь, если по какой-то причине тело не оставили в доме в течение первой ночи, в этом случае соблюдение Видевдата опускается. Во второй половине дня читают Uzayeirina Gah.

На третий день священнику предлагается прочитать несколько текстов из Авесты, сопровождая чтение определённой церемонией. Выбираются тексты из Хорде Авесты, например, Хоршед ньяиш, патет Pashimani. Затем к вечеру готовятся некоторые блюда. В полночь, в присутствии собравшейся компании, совершаются религиозные обряды в честь усопшего (yasht-i sedush). Проходит освящение белой одежды в этом бдении (shab-girih), чтобы душа не была обнаженной в раю (Sad Dar, 87. 1-11, see West, SBE. 24. 350-352).
Обозначение shab-girih, по-видимому, означает "Ночной дозор", "бдение мертвых", "пробуждение", оно применяется к одежде, посвященной умершему, и, таким образом, отвечает shiyav среди индийских парсов. Этот обычай, которые все ещё поддерживается зороастрийцами до наших времён.

Ближе к рассвету (Ushahin Gah), когда считается, что душа достигает мост Чинват (ав. Chinvat Peretu, совр. перс. Chinvad Pul), проводят церемонию chaharom, «четвёртый день». Считается, что эти обряды эффективны для облегчения трудного перехода души через мост. Возносятся молитвы ангелам Сраоша, Рашну, Арштат, Рама Хваршта и Фравашам, их призывают, чтобы они помогли душе умершего. После завершения этой заупокойной мессы все присутствующие, за исключением священника, приступают к небольшой трапезе из предварительно освященной пищи. Священник, перебирая в руках чётки из бисера, спрашивает каждого из плакальщиков, сколько молитв он может предложить в память об усопшем, затем он объявляет их число, начиная чтение некоторых текстов для отпущения грехов и благословения, а в конце распускает собрание.

При исполнении обрядов третьей ночи и четвёртого дня (chaharom), когда душа переходит мост Чинват, особенно важно, чтобы у умершего остался сын и наследник. По этой причине в случае, если человек в возрасте 15 лет или более умер, не оставив ребёнка, целесообразно назначить приёмного сына, который помогает в переходе моста и поэтому называется pulguzar, «через мост переводящий». В настоящее время назначение приёмного наследника производится только в тех случаях, когда человек умирает бездетным; но в прежние времена это делалось, даже если оставались дочери, но не было сына. Раньше только мальчик был достоин, но теперь даже девочке доверяют эту важную роль, хотя такой выбор редок. Возраст ребёнка должен достигнуть пятнадцати лет, но, если он не дорос до пятнадцатилетия, то за него может действовать отец. Иногда выбирают кого-то из ближайших родственников служить pulguzar, он действует как душеприказчик имущества, распределяя наследие среди близких и соседей, оставляя большую часть в благотворительность, особенно в фонд ежегодного празднования фестивалей Gahanbar.

Обряды очищения

Некоторые дополнительные обряды проводят на десятый день (dahah) после смерти, тридцатый (siruzah или siruzhah), в день ухода (ruzah или ruzhah) каждый месяц, на годовщину (sal или sar-i sal) смерти. Эти обряды должны соблюдаться как можно дольше, кроме того, поминают усопших во время празднования Фравардиган в течение последних десяти или восемнадцати дней уходящего года по календарю парсов. Праздник Фравардиган – это поклонение фравашам, или поминовение душ усопших, что-то вроде Дня Всех Святых.

Есть также несколько других обрядов, которые хотя и не связаны непосредственно со смертью, тем не менее, имеют отношение к вопросу об упокоении души в будущем. Они рекомендуются священниками и исполняются ортодоксами, без каких-либо исключений. В первую очередь важно чтение тысячу раз молитвы покаяния (hazarah-i patit), чтобы получить отпущение грехов. Точно так же тысячу раз читаются молитвы огню и воде (hazarah-i atash-nyaish, hazarah-i аb-nyаish) во искупление грехов, совершенных против этих стихий. Есть призыв земли (yasht-i bin-i Sipandarmiz or Spandarmad), чтобы простить любое осквернение стихии земли, которое было совершено в жизни, этот обряд проводится босиком. И, пожалуй, самое важное – это священное почитание нескольких огней (atash-i mas kartvun; atash buzurg kardan, «возвеличивая огонь»), как акт заслуги и искупления.

Можно также упомянуть о так называемом обряде sahm-astah, «боязнь останков», который проводится вдовой, вновь пожелавшей выйти замуж. Она ублажает душу своего усопшего мужа.
Мне рассказали интересную историю о человеке, который перед своей кончиной принял ислам, отказавшись от зороастризма, став новообращенным (jadid). Но он остался верен старым взглядам, которые позволяли ему желать, чтобы его похороны совершались в соответствии с авестийским ритуалом. Так случилось, что его тело после смерти было украдено ночью из могилы и унесено под покровом темноты к дахме.
Персы верят в то, что ангелы сходят с небес и возносят души умерших высоко на престол Божий. Мусульмане верят, что ангелы приходят на землю и уносят душу ушедшего человека в Наджаф в Аравию, чтобы положить к ногам святого Али, Шах-и Наджаф, «Царя Наджафа».

Башни молчания под Йаздом

Сегодня дахмы не используются по назначению

Напоследок хочется рассказать о дахмах, расположенных в непосредственной близости от Йазда. Две из них расположились на холмах к западу от города, обе они используются и сегодня. Одна из них очень древняя, называется «башней Джамшида», другая, построена сравнительно недавно, круглой формы, как и индийские башни молчания, расположилась напротив башни Джамшида. Она была возведена Манекджи Лимджи Хошанг Хантария, приехавшим из Бомбея в Персию в начале 1854 года, он был представителем персидского зороастрийского фонда культуры. Манекджи приложил много усилий для защиты интересов своих угнетённых единоверцев в Персии. Его деятельность подробно описал Карака в «Истории парсов» (1.72), где его имя записано как Манакджи Антария Лимджи.

Чуть дальше к западу от Йазда, на расстоянии двенадцати или пятнадцати миль по направлению к Тафту находятся руины древней башни, называемой «Дахма Кухнах», «Старая башня». В настоящее время она используется только для мёртворождённых детей или самоубийц, или людей, умерших насильственной смертью.
Есть несколько других дахм, расположенных в различных точках к северу от Йазда. Одна из них стоит на холме Зарч Кух, недалеко от деревни Аллахабад, примерно в десяти милях от города, она построенна в память о богатом бездетном купце Хосрове Михрабане Рустаме его приёмным сыном Михрабаном Ардеширом Ирани на благотворительные средства зороастрийцев Йазда. Ещё дальше к северу, недалеко от деревни Шарафабад, возвышаются несколько других башен безмолвия, о которых расскажу в следующей главе.

У персов была традиция, сохранённая с древности, когда ещё Персия была под властью зороастрийских царей, когда страна была богата и процветала, а каждый человек поклонялся Ормазду. Люди строили для себя в течение всей жизни дахму, которую они могли использовать после смерти. Были отдельные дахмы названные tan bah tan, «дахма для одного тела».
Кроме того, крупные дахмы, которые используются и в настоящее время, первоначально назывались dakhmah-i lashkari, «дахма для воинов», потому что они предназначались для погибших в бою. После арабского нашествия, зороастрийцы были не в состоянии соблюдать свои религиозные обряды со всем полным ритуалом, исполняя каждую мелкую деталь. Им пришлось прибегнуть, к общему назначению башен и прекратить практику строительства для отдельных тел.

Традиция индивидуальной дахмы, безусловно, интересна из-за её прямой связи с Видевдатом, где говорится, что дахм будет очень много. Стоит добавить, что первоначально дахмы были построены с глинобитными стенами, как те, которые стоят рядом с Шарафбадом. Рассматривая башни, я думал о том, насколько сегодня зороастрийцы Йазда могут позволить себе следовать предписаниям Видевдата.
Видевдат рассказывает о том, как человек должен вести себя в повседневной жизни, стремясь к чистоте и свету. Зороастрийцы свято чтут и соблюдают это писание.

Приведу забавный случай из повседневной жизни повара-габара, который служит в английской миссии Йазда. Однажды, он сделал вино и купил глиняный кувшин, в котором собирался сберечь вино. Сначала он наполнил сосуд водой и поставил его на всю ночь перед тем, как наполнить вином. Случайно в кувшин ночью попала мышь и утонула. Отныне сосуд считался по Видевдату нечистым в глазах зороастрийца, потому что был загрязнён соприкосновением с мёртвым телом и поэтому непригоден для дальнейшего использования (законы, лежащие в основе зороастрийского Видевдата, в основном посвящены гигиене, эти рудиментарные попытки санитарии приобретают новый оттенок, если рассматривать их в свете современных гигиенических теорий). Однако наш герой оказался бережливым человеком, придерживающимся закона Авесты, гласящего о том, что любой труд человека не должен быть напрасным и тратить попусту недопустимо (Cf. Vd. 5. 60). Повар не позволил себе просто выбросить новый кувшин, поэтому продал его по сниженной цене армянину-христианину, у которого не было никаких запретов против использования сосуда. Такое сочетание бережливости и практического ума, объединённое с упорной приверженностью вере своих предков, характерно для зороастрийцев Йазда.

У меня в целом создалось очень благоприятное впечатление о жизни зороастрийцев в Персии, хотя и очень контрастирующей с условиями жизни их братьев по вере парсов в Индии. У последних им предстоит многому научиться на пути прогресса, предприимчивости и интеллектуальной деятельности, они мало что могут предложить взамен, даже в области религиозных обычаев и обрядов, или даров древних рукописей, относящихся к зороастризму. Тем не менее, насколько позволяли мои ограниченные наблюдения, есть некоторые из их обычаев и некоторые из их методов проведения религиозных обрядов, которые заслуживают дальнейшее изучение специалиста. Такие наблюдения могут быть ближе к древним формам, а значит и исторически ценными, даже если следовать им уже нецелесообразно или нежелательно.

Нужно учитывать мусульманское влияние на зороастрийцев Персии, и, с другой стороны, не забывать о присутствии индуистского, магометанского и европейского влияния на парсов Индии. Для любого учёного поэтому стоит задача досконального изучения и оценивания относительной степени и пропорции этих внешних влияний в каждом конкретном случае. Во всяком случае, парсы Индии обосновано оправданы в активной защите интересов их зороастрийских родственников в Персии, чей девиз, будь то в Йазде, Кермане, Тегеране или в другом месте, такой же, как и их собственный: «хорошие мысли, хорошие слова, хорошие дела». Они также будут делать всё возможное, чтобы содействовать, как и прежде, улучшению положения этих персидских братьев и дать им возможность жить в соответствии со стандартами древнего вероучения, которыми они обладают совместно.