Зал собраний являлся одновременно и залом суда, в этот день он гудел как пчелинный улей.
Бородатые придворные сидели на своих местах, энергично работая по разбору и слушанию дел о состояниях, по разрешению конфликтов, которые были заявлены в арбитраж. Другие подсчитывали благосостояние царства, принимали подарки от вассалов и послов из ближних и дальних земель.
С одной стороны широкого зала, всем желающим даже простолюдинам разрешалось сесть и самим наблюдать за процессом судопроизводства, иногда даже они могли участвовать в дискуссиях, обращаясь непосредственно к придворным или королю. Но арии очень чтили своего царя, они верили, что он восседает на троне и правит всем царством по воле Всемогущего Ахура Мазды. Царь же был очень внимателен к своим подданным, он никогда не ставил себя выше их. Он обращался с ними как любящий отец, ценя и уважая их мнения.
Ведь на благословенной земле Ирана все люди были равны, там никогда не было рабов. В праведном государстве ариев не было и мыслей о возможности эксплуатации человека человеком, это считалось гнусным и недостойным. В отличие от так называемой демократии, которая многие тысячелетия позже зародилась в Греции и была воспета и превознесена многими государствами Европы, несмотря на то, что при этом идеальном строе сохранялось угнетение и рабство целых наций, как в случае со спартанцами, когда все исконное население этой земли было порабощено и использовалось на самых черных и тяжелых работах. Эти гордые греки, упоенные своей демократией, величали себя свободными людьми, они похвалялись отсутствием царя и высшей власти. Сверху вниз с презрением взирали они на своих соседей ариев, именуя их варварами вместе с их царями. Как были глупы греки в своем лицемерном величии.
Настоящий арий всегда чувствовал в глубине своего сердца, что Иран много лучше и просвещеннее других стран. Ведь Ираном правит мудрый и праведный царь, который относится ко всем своим гражданам как к равным ему. Такой царь не порабощает людей, все его дела вдохновлены истинной добротой, терпимостью и состраданием к людям любой страны и расы. И граждане платят ему любовью и самоотверженным служением, ведь они свободны в своем выборе.
Среди пестрой толпы ариев, наблюдавших за работой судей в этот день, ярко выделялась прекрасная молодая пара.
Палаш привел свою возлюбленную Авах в зал собраний. Кареглазая, белокурая красавица впервые попала в это величественное помещение царского зала собраний, неоднократно возгласы восхищения слетали с ее прекрасных губ.
Зал собраний был большим и чудесным. Стены были выложены темным камнем и со вкусом задраппированы флагами родов ариев. Золотые щиты, мечи и копья были развешаны по стенам тут и там. Особенно величественно смотрелись на темных стенах пары перекрещенных золотых Вадхар (булав, укращенных головой быка с разящей стороны). Королевский огонь Ирана ярко пылал в центре зала, высоко и величественно поднимаясь над огромной серебряной чашей.
Царь Ирана, великий Виштаспа сидел на троне во главе зала. Около него стоял трон такого же размера, предназначенный для святого пророка Заратустры.
Впервые увидев лицо божественного пророка Палаш и Авах уже не в силах были сдержать своих эмоций. Слезы счастья и безграничной преданности заполнили их глаза и хлынули мощным потоком.
Лицо пророка сияло. Мощная аура света излучалась из всего его тела, внушая спокойствие и полное доверие. Его небесно-голубые глаза словно проникали в души всех, стоявших перед ним, отделяя там добро от зла, и внося очистительную энергию. Заратустра сел подле царя, грациозный и величественный в своей длинной белой мантии, на поясе которой золотом сверкала Вадхара.
Полная тишина воцарилась в зале, когда пророк начал говорить. Палаш и его возлюбленная Авах, затаив дыхание, слушали, как Заратустра стал давать простое и доступное пониманию всех объяснение гимнов Гат - этих божественных стихов, которые вдохновенно пришли к нему после лицезрения самого Ахура Мазды.
Заратустра пропел Гаты и мощный поток духовной энергии, казалось, зарядил все пространство огромного зала. Царь и придворные, любящий и его возлюбленная, все мужчины и женщины, сидящие здесь, наполнились блаженством этих звуков.
Тат тхва переса Эреш мои ваоча Ахура
Сие спрашиваю тебя, скажи мне правду, о Ахура!
Кас-на дерета зам-ча аде набаос-ча авапастоши?
Кто водрузил землю (Зам) на ее место и удерживает облака на небе?
Ке апо урвараос-ча?
Кто если не Ты, создал воды (Апо) и растительное царство (Урвараош)?
Ке ватаи дванмаибиас-ча яогет асу?
Кто если не Ты, дал силу ветру и полету облаков?
Кас-на вангхахеуш Мазда дамши манангхахо?
Кто если не Ты, зарождаешь божественную искру в уме человека
Что настраивает его на путь праведности?
Заратустра пел хвалебные гимны Всемогущему Господу, слова его были переполнены чувством, глаза подняты к небесам. Слова Гат, которые пропел сейчас Заратустра, описывали Славу и Мощь Ахура Мазды, управляющего всеми аспектами мира. Заратустра постарался донести эти знания всем ариям.
Палаш сконцентрировался на этих божественных стихах, стараясь удержать их в своей памяти, чтобы при случае пропеть своим друзьям и знакомым.
Вооруженный охранник неслышно проскользнул в зал королевского суда. Лицо его было темнее грозовой тучи, губы кривились с отвращением. Охранник медленно, ни на кого не глядя, шел вперед к трону царя. Через некоторое время он достиг своей цели.
Охранник склонился к царю и что-то прошептал ему на ухо. Палаш с удивлением наблюдал, как в короткий миг сменилось выражение лица царя. Минуту назад оно отражало мирное, благоприятное спокойствие, сейчас же на нем отразилась внезапная ярость.
Определенно, случилось нечто из ряда вон выходящее. Палаш нежно взял в свои руки молчно-белую тонкую ладонь Авах, чтобы привлечь ее внимание к происходящим переменам. Авах повернулась в сторону царя, увидев его ярость, она была крайне озадачена.
Не в силах сдерживать себя более, царь буквально спрыгнул со своего трона, энергично отбросив в сторону, освежающую его прохладную пластину, которую заботливый слуга поставил ему на колени. Тяжелая металлическая пластина с громким лязгом и грохотом упала на каменный пол, взбудоражив всех собравшихся, которые взирали на царя с великим удивлением. Такой безрассудной выходки никто не ожидал от всегда уравновешенного, спокойного царя.
Но едва ли кто из собравшихся был готов к следующей сцене.
Виштаспа в пылу захлестнувших его эмоций резко вынул из ножен свой меч и набросился с криком на удивленного Заратустру:
“Закрой свой рот, грязный лгун! Хватит с нас твоей бессмысленной болтовни!”