Глава XIII - Наскальные надписи великих персидских царей

«Проповедь – в камнях»
Как вам это понравится
.
Шекспир 2.1.17

persya_095.jpg
бехистунская скала

В Библии есть ссылка на книгу хроник царей Персии и Мидии (Esther 10. 2, cf. 6. 1), написанную на нежном пергаменте, подвластному разрушению неумолимого времени. Современные историки могут восстанавливать нить событий персидских монархов Куруша, Дария, Ксеркса и Артаксеркса не только по сохранившимся пергаментным свиткам. Памятные события, подвиги во времена царствования царей династии Ахеменидов, охватывающие период почти в два века (до н. э. 541-340), начертаны на живом камне в виде клинописи. Эти наскальные письмена бросили вызов разрушениям времени, и сохранились более полно, чем древний пергамент. Многие события прошлого, о которых рассказывают клинописи, были бы похоронены в забвении, если бы не сохранились в камне.

Самая известная клинопись – это надпись царя Дария, вырезанная высоко на склоне скалы Бехистун. Не менее значимы письмена этого же царя на стенах дворца в Персеполе, а также вокруг его могилы в Накш-и Рустаме. В Персеполе сохранились руины колонных залов царского дворца с короткими надписями Ксеркса и Артаксеркса. На гробнице Великого Куруша в Пасаргадах начертаны четыре слова, произнесённые когда-то самим царём. Кроме этого, известны скрижали Дария и Ксеркса на горе Альванд возле Хамадана, о которых я уже рассказывал. Клинописные надписи Ахеменидов найдены в Сузах на юго-западе Персии, в Кермане на юго-востоке Ирана, в Ване в Армении и даже в Суэце в Египте. О расположении надписей, истории их расшифровки, издания текстов и переводов можно прочитать: Rogers, History of Babylonia and Assyria, 1. 1-83, New York, 1901; Booth, Discovery and Decipherment of the Trilingual Inscriptions, London, 1902; Weissbach, Die altpersischen Keilinschriften, in Grundr. iran. Philol. 2. 64-74; Weissbach and Bang, Die altpers. Keilinschr., Leipzig, 1893; Spiegel, Die altpers. Keilinschr., 2d ed., Leipzig, 1881; Tolman, Old Persian Inscriptions, New York, 1893.

В настоящее время мы благодарны любознательным путешественникам, которые нашли сохранившиеся персидские клинописи и оставили записи об этих местах. Самым ранним упоминанием о наскальной надписи в Персии считаются заметки венецианского дипломата и путешественника XV века Иосафата Барбаро. В XVIII веке немецкий учёный Карстен Нибур опубликовал точные копии клинописи Персеполя, предоставив тем самым более широкую возможность европейским учёным основательно изучить древнюю надпись. В целом исследователи согласились, что таинственные письмена обязаны своим происхождением царям династии Ахеменидов.

Первый дешифровщик Гротефенд

persya_096.jpg
Георг Фридрих Гротефенд 1775 - 1854

Немецкий филолог, исследователь древностей Георг Гротефенд первым раскрыл тайну клинописи, именно ему принадлежит честь стать первым дешифровщиком старых персидских надписей. Гротефенд с интересом изучал древние рукописи и письмена различной системы письма, посвящая всё своё время самым трудным и ранее не исследованным древним находкам. О мастерстве его перевода, следующим буква за буквой, знак за знаком можно написать захватывающий роман. В 1802 году внимание немецкого учёного привлекли две небольшие таблицы из Персеполя, и в течение совсем небольшого периода времени он смог найти ключ к переводу написанного на них текста. Надо заметить, что до этого времени древнеперсидские клинописи не входили в круг изучения Гротефенда. Первое на что обратил внимание учёный – это часто повторяемое одно из слов надписи. Он предположил, что это имя одного их великих царей Персии.

Таким образом, с помощью ряда тщательных сравнений и научных выводов, он смог прочитать имена Дария, его отца Виштаспы и сына Ксеркса. Результаты своей исследовательской работы он озвучил перед заседанием Академии наук в Готтенгене 4 сентября 1802 года. Таким образом, немецкий учёный заявил о себе, как о первом дешифровщике древнеперсидской клинописи. Ключ к тайным письменам был найден и открыт для всеобщего доступа. Другие учёные продолжили работу, начатую Гротефендом и сегодня, благодаря их трудам, мы можем перевести все известные наскальные надписи персидских царей. Стали доступны также параллельные версии перевода этих текстов с эламского и вавилонского языков. Здесь уместно назвать имена других исследователей клинописной филологии, если так можно выразиться. К ним принадлежат, например, де Саси, Сен-Мартен, Раск, Бурнов, Лассен, Биир, Жаке, Рич, Вестергаард, Хольцманн, Опперт, Менант, и Шпигель.

Также в этой области работают люди, ещё не получившие мирового признания в настоящее время.
Среди переводчиков персидской клинописи были немцы, французы, датчане, но самым выдающимся был англичанин сэр Генри Кресвик Роулинсон. Его карьера началась в армии простым солдатом в Индии, где он научился бегло говорить на фарси, затем был отправлен на службу в Персию. Там он обнаружил Бехистунскую надпись, которую тщательно скопировал и впоследствии перевёл. Роулинсону принадлежит честь расшифровки наскальных табличек Гяндж Наме в Хамадане (Memoir of Sir Henry Rawlinson, London, 1898, Rogers, History, pp. 63-73, and Booth, Discovery, pp. 102-114).

Гора Бехистун известна со времён античности, но смысл надписи на древних табличках был уже утерян к тому времени. Древнегреческие историки описывают изображение человеческих фигур на неприступном склоне скалы. Диодор Сицилийский сравнивал персидское творение с Семирамидой. Якут аль-Хамави рассказывал о Бехистуне совсем немного, упоминая конный барельеф у основания горы, который в настоящее время практически разрушен. Считается, что изображение лошади принадлежит Парфянской эпохе (около 50 г. до н.э.), (Yakut, pp. 124-125).

Одним из первых европейцев, привлекших внимание к скале Бехистун, был французский путешественник Оттер, это произошло около 1734 года. Примерно через шестьдесят лет после него Жобер и Гарданне предположили, что на барельефе изображены двенадцать христианских апостолов (See Ker Porter, Travels, 2. 154, and Booth, Discovery, pp. 82, 105).

Кер Портер в 1818 году предположил, что на барельефе изображён царь Ассирии Салманасар и два его генерала вместе с пленёнными десятью израильтянами (Ker Porter, Travels, 2. 159-162). Подробно и тщательно никто не исследовал ни изображение, ни надписи, возможно, в связи с тем, что взобраться на отвесную скалу довольно трудно, фотографии не существовало тогда. Копировать можно было, только срисовывая барельеф прямо на высоте. Кер Портер сделал набросок изображения, но до надписи он подняться не смог, говоря об опасности восхождения и большом риске (Ker Porter, Travels, 2. 158).

Немалое достижение Роулинсона

persya_097.jpg

Только Генри Роулинсон совершил подвиг восхождения на скалу Бехистун для точного копирования надписи в 1835 году. В это время Генри был молодым офицером, занятым в подготовке местных новобранцев для армии войска персидского шаха. Он смог расшифровать клинопись в Хамадане и теперь ему представилась отличная возможность изучить скалу Бехистун, получив назначение от шаха в Керманшах, в двадцати милях от которого находилась наскальная клинопись. Во время работы над надписью Гяндж Наме Роулинсон знал, что ключ к клинописи был найден задолго до его времени, и что учёные уже проводили работы над переводом древних персидских текстов. Но из его более поздней переписки с европейскими учёными видно, что он выполнил весь перевод самостоятельно (See Rawlinson The Athenaeum, no. 2976, p. 693, Nov. 8, 1884).

Роулинсон воспользовался удачным служебным направлением и, рискуя жизнью, совершил несколько восхождений на скалу в течение следующих двух лет, 1835-1837, тщательно копируя клинопись. Итогом работы стал перевод первой колонки персидской надписи, которую Генри опубликовал для всеобщей доступности. Почти десять лет спустя, в 1844 году, после участия в афганской войне, ему удалось сделать копию другой колонки на эламском языке.

1847 год – последняя колонка на вавилонском языке была скопирована Роулинсоном с помощью смелого курдского паренька, который осмелился перенести на бумагу загадочные письмена. Рассказ Роулинсона об опасном восхождении юного храбреца можно найти в Archceologia, 34 (1850), pp. 73-75. Об этом также писал в своих мемуарах брат Генри, Джордж Роулинсон (Memoir, p. 156, n. 1). Генри был настолько увлечён работой на Бехистунской надписью, что посвятил этому более десяти лет своей жизни. Приведу его собственную исповедь об этом, опубликованную в The Athenceum, no. 2976, p. 593, Nov. 8, 1884:

«Во время моей службы офицером в Персии, с 1833 по 1839, мои посещения скалы Бехистун были немногочисленны и торопливы. Мне посчастливилось поработать там немного и тяжело, трудности были так велики, что мне удалось скопировать только половину персидского текста. Я даже не говорю об эламской и вавилонской части таблиц. В 1839 году я вынужден был покинуть страну для участия в войне, это был мой долг офицера. По её окончании в 1843 году мне предложили в качестве награды за мои заслуги, высшую политическую работу и гарантированную карьеру в Индии, но я не забыл Бехистун. Скала стала моей мечтой, к которой стремилось всё моё естество. Мне не терпелось вновь приступить к исследованию клинописи и узнать, что же таит в себе вавилонская тайна.

К удивлению своих друзей, я отказался от открывающейся блестящей перспективы в Индии и избрал путь возвращения к тому, что в Багдаде называлось «изгнание». В течение двенадцати утомительных лет, прерванных лишь одним кратким визитом в Англию, я вновь встал на путь тяжёлого труда в изнурительном климате, отрезанный от всего общества, скупо снабжённый удобствами цивилизации. Фактически, совершая строгую аскезу, я стремился к открытию тайны великого литературного исторического послания. В течение этого испытательного срока дважды в 1844 и 1871 годах я вновь посетил скалу Бехистун, проехав 1000 миль для этой цели и выплатив свыше 1000 риалов из собственных средств на расходы необходимые для экспедиций.

Я не буду много говорить об опасности или трудностях восхождения на скалу и достижения верхней части скульптур, которые находятся на высоте около 500 футов над равниной. Не думая о риске для жизни и возможности просто поломать руки и ноги, я старательно срисовывал клинопись. Надо сказать, что французские путешественники Косте и Фландин, снабжённые правительством необходимым оборудованием для восхождения на скалу и копирования надписи вернулись обратно, объявив скульптуры абсолютно недоступными. Могу добавить, что хотя есть ещё многое, что нужно скопировать, перепроверить, уточнить, я не слышал, ни про одного путешественника, который смог бы выполнить восхождение с периода моего последнего визита на скалу Бехистун».

Много говорить о значении работы Роулинсона, думаю, нет никакой необходимости, ценность вклада Генри хорошо известна всем учёным (Journal of the Royal Asiatic Society, 10. 1-349, London, 1847). Копия была сделана более полувека назад, и не было никакой возможности проверить её точность, так как он был единственным, кто изучал клинопись вживую.
Соответственно, одной из целей моего путешествия было восхождение на скалу Бехистун собственными силами и изучение некоторых из спорных отрывков в клинописном тексте.

Прежде чем говорить о содержании надписей, возможно, стоит дать некоторое представление о барельефах, которые высечены над ними на поверхности более двадцати футов в длину и более десяти футов в высоту, и рассказать, чьё изображение древний скульптор увековечил в камне. Центральная фигура композиции – величественный царь Дарий, возвышающийся над всеми остальными людьми. В левой руке он держит лук, правую поднял, произнося смертный приговор над поверженным врагом.

Перед ним стоят девять пленников со связанными руками и верёвкой вокруг шеи. Над головой каждого из них и на тунике третьего осуждённого высечены имена мятежников с описанием цели восстаний и места, где они начинались и следующие за ними сражения с лже- претендентами на персидский трон. Имена некоторых врагов Дария известны из других источников, например, Надинтабария, или Надинту-Бел из Вавилона или человек по имени Скунх, изображённый в остроконечной шапке последним из пленников. Суровый монарх попирает ногой одного из мятежников, который умоляет о пощаде с поднятыми вверх руками. Это поверженный мидийский маг Гаумата, известный также под именем Смердиса, он узурпировал власть в Персии после смерти Камбиса, назвавшись братом умершего царя, но был разоблачён и убит шестью верными сторонниками Дария. Так гласит надпись на скале, об этом же рассказывает и Геродот.

Прямо за спиной царя стоят его знаменосец Гаубрува и оруженосец Аспаханах, известные также из греческих источников как Гобриас и Аспатины (see Justi, Iranisches Namenbuch, pp. 46, 111; Bartholomae, Air. Wb. pp. 217, 482. Cf. also Andreas, in Verhandl. 13. Internat. Orientalisten-Kongr.p. 97, Leiden, 1904).
Над головой царя возвышается крылатая фигура Бога Ахура Мазды, который вручает Дарию кольцо – символ всевластия и независимости, благословляя владыку в знак одобрения его деяний (See Grundr. iran. Philol. 2. 631). Этот скульптурный барельеф показывает влияние ассиро-вавилонского искусства, все фигуры вырезаны с очень крепким и сильным торсом, похожи на изображения в Персеполе. Скульптура Дария по размеру превышает пленников, которые на фоне царя кажутся карликами. Таблицы с персидской надписью расположены сразу ниже скульптурной группы, в каждой из них идёт ссылка на барельеф. Эламская версия вырезана около уступа на левой стороне ниже персидских табличек и чрезвычайно труднодоступна. Вавилонские надписи разместились справа. Дополнительные надписи высечены вокруг барельефов и на табличках.

persya_098.jpg

Пять персидских табличек освещают краткую историю основных событий, сопровождающих Дария на пути восхождения на престол правления и первые годы царствования. Это примерно четыреста тонких красивых линий клинописного текста на полированных табличках, дополненных эламским и вавилонским переводами. Дарий говорит о том, что власть ему была «дарована милостью Ахура Мазды», рассказывает о битвах, в которых он воевал, об одержанных победах, о том, сколько восстаний ему пришлось сокрушить, расширяя границы своего царства и управляя своей Великой империей.

Язык изложения родственен авестийскому, его стиль показывает ассиро-вавилонское влияние (See Gray, Stylistic Parallels between the Assyro-Bab. and OP. Inscr. in Am. Journ. Semit. Lang. 17. 151-159, and my article, Persian Literature, in Progress, 2. 35-55, Chicago, 1896). Он характеризуется достоинством и простотой, которые подходят для такой записи, несмотря на неизбежное разрушение наскальной надписи, и тенденции к повторению, что свойственно восточному общению. «Я Дарий, Великий царь, царь царей, царь великодержавный, сын Виштаспы, Ахеменид» - такими словами начинается рассказ, затем повествуется о праве наследия Дария на престол, потом перечисляются страны, которые он завоевал и присоединил к Великой Персидской империи.

Далее идёт речь об узурпации и свержении мага Гауматы, о котором уже упоминалось выше. Освещение каждой новой темы начинается со слов: «Так говорит царь Дарий», что придаёт тексту определённое достоинство и церемонный стиль. Верность зороастризму просматривается по тому, с какой благодарностью восхваляется имя Ахура Мазды. Особенно ярко и образно, со всем достоинством слова веры в силу верховного зороастрийского божества звучат в четвёртой табличке, перевод которой я хочу здесь привести, чтобы читатель смог сам убедиться в возвышенности древнеперсидского стиля:

Bh. 4. 33-36. «Так говорит царь Дарий: эти страны, которые стали мятежными пошли путём лжи. Ложь сделала их мятежными, это обманутый народ. Но Ахура Махда протянул этим народам мою руку помощи».

Слово Друдж (ложь, обман) олицетворяется в персидских надписях с образом христианского сатаны, демоном, исчадием ада (see my article in JAOS. 21. 170).

36-40. "Так говорит царь Дарий: ты, который будет царём в грядущих временах, будь постоянно настороже против лжи. Пусть на лжеца падёт кара, возмездие тому, кто лжец. Произведи расправу над лжецом, если ты считаешь, что «моя страна должна накрепко утвердиться».

40-45. «Так говорит царь Дарий: то, что я сделал, я сделал по милости Ахура Мазды. Ты, кто в будущем прочитает эту надпись, да сделаешь то, что сделал я. Я говорю со всей силой правды, не принимай мои слова за ложь. Так говорит царь Дарий: Ахура Мазда выступает моим свидетелем. Свидетелем того, что это правда, а не ложь; я сделал это для всеобщего блага».

45-50. «Так говорит Дарий царь: милостью Ахура Мазды есть ещё много прочего, что сделано мной, что не написано в этой надписи; не написано, дабы то, что я сделал, может показаться преувеличенным для того, кто будет читать эти строки в грядущем будущем. Эта надпись, возможно, и не покажется ему истинной и может показаться ложной…». (Откровенное простодушие этого утверждения восхищает).

52-59. «Так говорит царь Дарий: пусть то, что у меня есть, да явится тебе истинным, как оно есть; а потому не скрывай его. Если ты не скроешь этого указа, донесёшь его до народа, пусть Ахура Мазда будет другом тебе, и пусть твоё семя умножится, и пусть ты проживешь долго. Так говорит царь Дарий: если ты скроешь этот указ и не расскажешь о нём народу, пусть Ахура Мазда покарает тебя, и да прервётся твой род, пусть не будет у тебя потомства».

59-64. «Так говорит Дарий царь: то, что я сделал, я сделал по милости Ахура Мазды. Ахура Мазда и другие боги, которые есть, даровали мне помощь. Ахура Мазда и другие боги одарили своей помощью, потому что я был ни враждебный, ни лжец, ни преступник, ни я, ни моя семья и со всей прямотой я вынес решение».

persya_099.jpg

Надписи Ксеркса и следующего за ним Артаксеркса едва ли больше по размеру, чем малые скрижали царя Дария, содержание их идентично по форме, и каждая соответствует событиям своего времени. Они имеют большое историческое и филологическое значение, а также интересны с точки зрения религии, потому что надписи Артаксеркса II и III признают Митру и Анахиту наряду с Ахура Маздой. В клинописях Дария о них не упоминается ни слова.

Однако Ахура Мазда по-прежнему является «Верховным главой духовного мира в надписях всех царей. Великий бог Ахура Мазда, величайший из богов, тот, кто сотворил эту землю, кто сотворил небеса, кто сотворил человека, кто сотворил Мир для человека, тот, кто сделал Ксеркса (или Артаксеркса) царём» (о сотворении Мира see JAOS. 21. 166 and cf. Isaiah 45. 7). Язык и стиль изложения в надписях царей, следующих за Дарием, уже не так горд, церемониален, чувствуется оттенок упадка, увядания былого величия.
Мне хочется обратить внимание ещё на одну небольшую надпись Дария, ранее хорошо известную.

Она сохранилась в деревне Механ, расположенной недалеко от города Керман в усыпальнице Ниматулла Вали, основателя суфийского ордена Ниматуллахи, братства дервишей. О том, как этот небольшой камень с надписью царя Дария оказался здесь в этих местах ничего не известно. Клинопись нанесена на три грани маленькой четырехугольной пирамиды из тёмного камня, которая составляет около 4 дюймов в высоту и 3,5 дюйма у основания. Размер камня чуть больше фотографии, на которой он изображён. Содержание восьми строк идентично другим надписям Дария, вот о чём там сообщается:

«Я Дарий, Великий царь, царь царей, царь народов, царь этой земли, сын Виштаспы, рода Ахеменидов».
Тоже самое, говорится в эламском и вавилонском вариантах (see Weissbach and Bang, Altpers. Keilinschr. pp. 7, 38, and Gobineau, Traite, 1. 323 seq.; also, Bartold, Historico-geographical Account of Iran, pp. 94-95 (in Russian), St. Petersburg, 1903).

В заключение можно сказать, что, в целом история расшифровки клинописных записей является одной из наиболее поучительных и интересных глав в филологических исследованиях. Достижения Гротефенда и его преемников, по моему мнению, следует причислить к знаменательным достижениям девятнадцатого века. Будем надеяться, что пожелания царя Дария I, о которых он говорит в своих письменах, воплотятся в жизнь, его древняя клинопись сохранится на долгие времена во имя Ахура Мазды, для людей, дела которых свершаются с благословения Ахура Мазды.