Глава XXII - Из Шираза в Йазд

Дорога из Шираза в Йазд
составляет семьдесят четыре фарсаха.
Ибн Хаукаль, Geography, tr. Ouseley, p. 111.

Это было ближе к середине дня шестого мая, солнце как всегда в это время года палило от души. Передо мной простиралась дорога в город Йазд, город древней зороастрийской веры. В нагрудном кармане у меня лежало письмо от персидского губернатора Шираза, в котором говорилось об определенных привилегиях и внимании, которые мне должны оказываться на всём протяжении пути. На нём стояла подпись генерального директора персидской таможни и почты, которая открывала возможность закупки лошадей или других транспортных средств на участках маршрута, где проложены только труднопроходимые тропы. На юг придётся ехать три дня по тому же маршруту, которым я пришёл из Пасаргад в Шираз, и который я в целях предосторожности проложил серебром. Инвестиции были вложены не напрасно, потому что темп постовых лошадей оживлялся и ускорял движение вопреки присущей персам медлительности.

Этими расходами, либеральным использованием хлыста и шпор, сокращением времени сна ночью до трёх-четырёх часов, можно сократить обычное время десяти дней пути между Ширазом и Йаздом до пяти с четвертью.
Ближе к вечеру первого дня, проходя знакомыми дорогами на север, перед нами снова раскинули свои просторы руины Персеполя. Пустынная терраса в лунном свете выглядела живописно, но я не остановился снова бродить по её рухнувшим дворцам и огромным залам. На следующий день, я попрощался с гробницами Ахеменидских царей в Накш-и Рустаме, с алтарями магов, высеченными в скале таблицами с клинописью с видом на Пасаргады и могилу Куруша, проведя ещё одну ночь в Мешад-и Мургабе.

После тяжёлого марша в семь фарсахов в течение шести часов по пересеченной дороге, через холмы и каменистые тропы, мы устроили привал в течение часа в Deh-Bid. Затем снова марш-бросок на пять часов до поселения Khan-i Khorah, где прошла прохладная ночь, утром, наконец, дорога повернулась на восток прямо к Йазду. Мирно покачиваясь на лошади, я вспоминал, как смена наших лошадей в Khan-i Khorah разбрелась по равнине, их пришлось ловить в течение двух с половиной часов. Это время я провёл в жалкой лачуге в окружении мужиков, одурманенных дымом опиума, которое широко распространено в Персии и хорошо видно только изнутри.

Моё нынешнее впечатление было более приятным, перевалочный домик оказался довольно уютным, недалеко от него стоял чистенький караван-сарай для безопасного, спокойного ночлега. Вокруг раскинул свои тенистые ветви небольшой, но красивый сад, окружая эту просторную обитель фруктовыми деревьями, полными бело-розового цвета, переливающимися в лучах прощального света заходящего солнца. Едва успев бросить тяжёлый рюкзак на пол и раскинуть походную кровать для ночлега, мне пришлось принимать нежданного гостя. Это был глава деревни, ему понадобилась медицинская помощь для жены, страдающей от зубной боли. Я поделился лекарствами из своих запасов, но вскоре убедился, что настоящим пациентом был мой гость. Он надеялся получить немного табака в качестве «лечебного» средства. У меня оставалось несколько сигар, которыми я не преминул поделиться, но сил на простое человеческое общение совсем не оставалось, к великому сожалению моего посетителя.

Из Шираза в Абаркух

Ночь была короткой, как персидские ночи весной, когда пытаешься сэкономить время, нужно подняться задолго до трёх часов, чтобы стартовать из караван-сарая при свете дня. На самом деле, мне довелось увидеть больше рассветов в Персии, чем я мог их увидеть за всю свою прошедшую жизнь. Тьма таяла предрассветной дымкой, когда я снова оказался в седле, с кавалькадой из пяти лошадей и трёх телохранителей, готовых сопровождать меня по горному перевалу, который лежал между Khan-i Khorah и песчаными пустынями Абаркух. Пейзаж был превосходным, крутые подъёмы, глубокие овраги, узкие ущелья и дикие перевалы сменяли друг друга в огромном разнообразии.

У подножия высокой скалы бежал бурный прохладный ручеёк, притягивая своими пульсирующими, прозрачными водами, даря свежий глоток перед жарким переходом пустыни Абаркух. Оставив хребет позади, отпустив большую часть охраны, так как серьёзный участок пути был, к счастью, преодолён без приключений, мы продолжили путь к намеченной цели. Персидские разбойники действуют преимущественно на горных тропах, поэтому дальше нам не грозила опасность с этой стороны. Наш небольшой караван пересёк границу песчаной пустыни, чьи бесплодные просторы достигают границ Йазда, только два оазиса Abarkuh и Deh-Shir могут порадовать путника на этом жарком, полном сухих ветров пути.

Город Абаркух, или Абаргух (Abarkuh) – это название, очевидно, происходит из великой древности. Персы в ранние и поздние времена обычно произносят название как Баркух или Варкух, что означает «на горе» или «за горой». Город действительно расположился за холмами, которые отделяют его от дикой пустыни (see Yakut, p. 8; De Goeje, Bibl. Geog. Arab; Istakhri, 1. 126 (Abarkuh), Mokaddasi, 3. 437 (Barkuh), and Al-Hamadhani, 5. 203 (Abarkuiah); see Schwarz, Iran im Mittelalter, p. 17).
Географ десятого века Истахри (ок. 950 г.н.э.) описывает город следующим образом:

«Абаркух, или Варкух, укрепленный город, густонаселенный, размером около одной трети Стахра. Дома решётчатой структуры и большинство из них, похожи на здания в Йазде с колоннадами или сводчатыми куполами (See Malcolm, Five Years in a Persian Town, pp. 134, 184, 216). Это бесплодное место, вокруг него нет деревьев или садов, кроме как на расстоянии, но почва плодородна, а жизнь дёшева. Абаркух хороший поставщик садовых фруктов» (Istakhri, ed. De Goeje, 1. 126).

Арабское выражение mugtabekat al-bina, "сетчатых зданий работа", возможно, намекает на архитектурную отделку домов, строящихся на открытых пространствах со свободным полем, способствующим воплощению творческой мысли. Второй термин: арабское слово azaj, думаю, говорит о колоннадах или арочных галереях. О "сводчатых куполах" подробно написано у Barbier de Meynard, Diet. geog. de la Perse, p. 8, and Schwarz, Iran im Mittelalter, p. 18.

Справа от дороги по мере приближения к городу с юго-западной стороны, стоят руины большой крепости под называнием Dakhmah-i Darab, Башня Дараб, в честь Дария Кодомана, последнего из Ахеменидов. Термин dakhmah используется, как и в турецком языке, так и в фарси в значении, используемом для строения, здания. Не надо путать dakhmah в техническом смысле «Башня молчания». Руины выглядят как заброшенный оплот значительной древности. Слева от дороги, на невысоком холме стоит Dakhmah-i Gabraha, Здание Габара, ещё одно разрушенное строение из глины и высушенного на солнце кирпича.

Руины древнего храма Огня

Рядом с сооружением габаров возвышается ещё один дом, видимо, старый храм, но весь разрушенный. Место этих древних иранских строений, как показывают некоторые письменные источники, является историческими аллюзиями у мусульманских писателей. Ибн Хаукал, например, в десятом веке говорит:
«В непосредственной близости от Абаркух находят значительные кучи пепла. Местные жители говорят, что здесь был огонь, в который Нимрод бросил Авраама, но это не может быть правдой. Дело в том, что Нимрод и цари Ханаанские обитали на земле Вавилонской» (Ibn Haukal (c. A.D. 975), tr. Ouseley, p. 130).

Это утверждение Ибн Хаукала, очевидно, основано на более старых источниках, ибо он редактировал Истахри, которого Якут (1220 г.н.э.) кратко цитировал. У Якута несколько похожая легенда, но отличается от этого рассказа героями, в ней участвующими:
«Около Абаркух есть большой холм пепла, жители которого утверждали, что это был огонь Авраама, зажжённый Бардах и Саламах» (Barbier de Meynard, Diet. geog. de la Perse, p. 8).
Но в книге Авеста, книге магов, я читал, что Со'да (Sudabah), дочь Туббы, жена Кея Кауса, полюбила сына Кей Хосрова (Siavash) (Firdausi, tr. Mohl. 2. 164-195).

Хафт Иклим рассказывает подобную историю не с сыном Хосрова, а с Сиявушем, что, видимо, ближе к истине. Судабах пыталась соблазнить его, но он отверг её. Тогда коварная девица сказала отцу, что сын Кей Хосрова пытался обесчестить её, что, естественно, было ложью. Тогда Сиявуш соорудил большой костёр в Абаркух для испытания и сказал: "Если я невиновен, то огонь не причинит мне вреда; если виновен, как утверждается, огонь поглотит меня". При этом он вступил в огонь, выйдя из него целым и невредимым, не потерпев никакого вреда. Таким образом, он развеял все обвинения против него. Золу от этого огоня можно увидеть в Абаркух в форме большого холма, который сегодня называется горой Авраама.

Но Авраам никогда не видел земли Фарса и не входил в неё; он жил в Кутараббе, в земле Вавилонской. Однако я читал в другом месте, что Авраам пришел в Абаркух и запретил его жителям использовать коров в сельском хозяйстве; поэтому в этом краю практически не встретишь корову, хотя они распространены по всей стране.
Абу Бекр Мухаммед, который известен как Аль-Харби из Шираза говорит: «я был в Абаркух три раза, но я никогда не видел дождя в стенах этого города, и люди сказали, что это было следствием молитвы Авраама» (Yakut, Geographisches Worterbuck, ed. Wiistenfeld, 1. 86, Leipzig, 1866; Barbier de Meynard, Diet. geog. de la Perse, pp. 8-9).

Легенда, описанная Якутом об огненном испытании достаточна для доказательства священных ассоциаций этого места и права назвать здешние древние руины домом Пир, несмотря на то, что Фирдоуси и Таалиби в своих книгах не дают точного местоположения о том, где произошло испытание огнём сына Кей Хосрова (Firdausi Shah Ndmah, see the translation by Mohl, 2. 153-195; Thaalibi, Histoire des Hois des Perses, tr. Zotenberg, pp. 171-186).
Таким образом, можно рассмотреть ещё одну идентификацию древнего храма Огня в Персии и добавить её в медленно растущий общий список храмов. Эти руины древнего святилища в Абаркух остались как память о месте, где честь Сиявуша была оправдана.

В связи с этим хочу упомянуть легенду, связанную с праведным мусульманином из Абаркух, рассказанную Хамдалла Мустафи (1340 г.н.э.). Этот автор повествует о том, что в городе была могила святого имама по имени Таус Аль-Харамейн, имя его буквально означает "Павлин двух святых мест" (Мекки и Медины). Он говорит, что стены мавзолея не позволяют крыше заключить их единым покровом. Даже если бы крышу построили над могилой, то некая сверхъестественная сила уничтожила бы её. Он также добавляет ещё одну интересную деталь о том, что ни одиному еврею не дозволено жить в Абаркух более сорока дней подряд (See Hamdallah Mustaufi, Nuzhat al-Kulub (L. 174 g), cited Le by Strange, JRAS. 1902, p. 519, n. 1).

Когда я вошёл в город, я сразу же отправился в администрацию Абаркух, представил свои письма от губернатора Шираза. Абаркух небольшой городок в наши дни, лошадей для меня у них не оказалось, зато четырёх мулов в моё распоряжение мне смогли предоставить. Небольшой караван для пересечения пустыни был готов к «отплытию», мы запланировали старт вскоре после полуночи. Это дало время отдохнуть днём, которое я провёл, глядя из окна на небольшой ручей, окаймленный платанами, чьи ветви звенели пением птиц. Когда наступил вечер, я заснул и не просыпался до полуночи.

Дех-Шир и Тафт

После небольшой задержки, мы получили наших мулов, погонщиков каравана, охрану и возобновили своё путешествие. Луна заливала небо мягким восточным светом, соловей пел в кустах тамариска за глиняными стенами, пока мы тихо продвигались по ночным узким улочкам. Покинув город, мы выехали на дороги, которые в тусклом свете луны постепенно переходили в песчаные тропы. Уже через час стремительно восходящее солнце отмахнулось от серебристой завесы ночи, и мягко поблескивало над пустыней, в которую мы вошли. С этого момента, в течение четырнадцати фарсах, или почти около пятидесяти миль дорога шла прямо через засушливые натоптанные тропы, отмеченные только отпечатками копыт в сыпучем песке и скелетами животных, которые пали в пути. Воздух был тёплый, не чрезмерно горячий, и время от времени лёгкий ветерок поднимал песчаные вихри высоко вверх, пытаясь погубить наши души, осмелившиеся покорить силу коварной пустыни. Вдруг на горизонте появился мираж, чтобы порадовать глаз и дать разыграться фантазии, тем самым снимая скуку и зунывные мысли путешественников. Время от времени проторённая колея разветвляется на милю и более, но две ветви всегда соединяются, снова ведя к оазису города Deh-Shir, который был нашей самой близкой целью.

В пути стало понятно, что не нужен гид на единственной дороге, которая не разветвляется, а идёт через пустыню от города к городу, в пустоши некуда отойти в сторону от тропы, за песками можно найти только смерть. Охрана тоже не нужна там, где самой большой ценностью является только вода, поэтому мы расстались с частью нашей компании, единственно оставив погонщиков мулов, которым нашлось много дел, чтобы бы держать наших недисциплинированных животных в порядке. Вьючные мулы в самые неожиданные моменты вдруг решали поймать зелёные колючки, перегоняемые ветром по песчаным просторам. Приходилось постоянно направлять их в караван, останавливаться, чтобы покормить и снова отправляться вперёд. Мой собственный зверь всегда был готов встать на дыбы при малейшей провокации, один раз я едва избежал перелома черепа, успев спрыгнуть на землю, увязнув в песке по щиколотку.

Плохо прикреплённое седло съехало на бок, и я чуть не угодил под ноги животному, зацепившись за стремя ногой. Ливень потрясающих ударов, напоминающие те, что рисуют в комиксе про мула Миссисипи, заполнили воздух. Мула тащили и хлестали, но мне удалось оградить голову от копыт злобного зверя, и наконец, он был окончательно подчинён. Солнце подходило к своей пиковой западной точке на небе, когда наш долгий, жаркий марш в течение почти четырнадцати часов, закончился в зелёном оазисе Дех-Шир. Мы прибыли сюда без единой лишней капли воды, наши запасы иссякли, пить было нечего. Люди Дех-Шира любезно приветствовали гостей по-восточному обычаю, обеспечив нас сытной трапезой. После хорошего ужина я взобрался на террасу, построенную на крыше дома, обозревая прекрасный вид на оазис, пустыню и холмы за её пределами, думая о том, есть ли ещё где-нибудь уголок земли, по красоте сравнимый с просторами Персии.

Спустившись, я поделился своими мыслями с людьми, оказавшими нам приют, они попросили рассказать о моей собственной стране. Для начала, чтобы донести до слушателей насколько далеко занесла меня судьба, я рассказал о тёмных водах океана, которые переплыл за восемь дней. Первыми словами, которые сорвались с уст собеседников, были: «Yanki Dunya», что буквально означает – Новый мир. Термин Америка ничего для них не значил, они не слышали даже этого названия. Кто-то заметил, что на моей родине наверно также тепло светит солнце, как в Персии, потому что моё лицо было загорелым. Мне рассказали о довольно скучной, однообразной жизни в Дех-шире. Интересны были окрестности города, его древности, возможные руины, остатки старых строений.

Неподалеку у холмов были обнаружены каменные гробы с человеческими останками, это всё чем мог похвалиться Дех-Шир. А вот люди, населяющие этот небольшой оазис пустыни, показали небольшую подзорную трубу, через которую они по очереди любовались окружающим пейзажем. Это было наследство старого солдата, который возможно получил много лет назад подарок от английского офицера, если судить по надписи, выгравированной на латуни. От меня тоже, как от иностранца, ожидали презента хотя бы в виде табака. Я в который раз пожалел, что не запасся американскими сигарами, чтобы предложить приятной компании познакомиться с новым для них сортом курительной травы.

Отправляясь снова в путь, я поинтересовался, безопасна ли дорога? Мне рассказали, что совсем недавно на холмах действовали бандиты, но с ними разобрались по всем законам шариата, показывая значительный жест рукой как бы перерезая горло. Тем не менее, чтобы обеспечить защиту, с нами отправились два человека через тропы горы Шир-кух. Неровная дорога вела через дикие холмы, скалы приняли фантастические, живописные формы в богатом лунном свете, когда наш маленький караван карабкался вверх и вниз по еле видным тропам к красивой деревушке Дех-Зереш, где мы с удовольствием поспали нескольких часов. Утром снова дорога, снова в путь по холмам в Алиабад, где наш вьючный ишак был обменян на двух маленьких осликов.

Во время этого нежданного получасового отдыха мы наслаждались завтраком под деревьями рядом с маленьким арыком. Не успев далеко отойти от Алибада, один из наших ослов при падении глубоко порезал шею, подобное несчастье случилось с нами в начале марта. Погонщик отправился с животным обратно в Алиабад, он не обращал внимания на страдания бедного зверя, так как у животных, похоже, нет прав в Персии. Здесь есть непаханое поле деятельности для общества по предотвращению жестокости. Погонщик не проявил никакого интереса к тому, что я решил осмотреть животное и облегчить ему боль, обработав ему рану подручными средствами.

По мере того, как мы продвигались по пути, признаки растущей цивилизации и процветания всё чаще и чаще встречались то тут, то там. Примерно в час пополудни мы добрались до Тафта. Это небольшой пригород Йазда и место, которое заселяет значительное количество зороастрийцев, в основном деревенские жители. Мы остановились здесь достаточно надолго, чтобы подковать одного из мулов, так как его подковы были ослаблены и частично потеряны во время нелёгкого путешествия по скалистым холмам и галечным дорогам Шир Кух. Это дало погонщикам шанс отдохнуть, они шли сорок миль в день, без видимой усталости, когда их призывали к новому рывку, они были всегда готовы отправиться в темпе спринтера. Эти люди, очевидно, сохранили древние персидские традиции курьера. Мне рассказали англичане, живущие в Йазде, несколько замечательных историй о подвигах выносливости и скорости этих пустынных бегунов, выполняющих нелёгкий труд почтальона.

Большая часть оставшейся части дня была потрачена на достижение Йазда, так мучительно близкого, хорошо видного в ясную погоду, но всё ещё отделённого от нас полосой жаркой пустыни. Этот окружающий песчаный тракт, который составляет почти тридцать миль в ширину и ещё много миль в длину, граничит на юге и западе и частично на севере с хребтами скалистых холмов. В то время как пояс песчаных дюн на востоке доходит почти до стен Йазда, сдержанных зеленью садов, создающих режущий взгляд контраст с выжженной, коричневой, пересохшей землёй.

Город Йазд

Йазд – город значительной древности, его название среди немногих городов пустыни Кермании упоминает Птолемей в греческой форме: Isatichai (Ptolemy, Geography, 6. 6. 2. This name is not to be confused with Istakhr, Curzon, Persia, 2. 239). Кроме того, этот город упоминается во времена Македонского, который содержал в Йазде военнопленных в период победоносных воин в Персии, о чём подробно писал Хафиз. Есть версия, что своё название город Йезд (Йазд) получил в честь Йаздагарда I (399-420 г.н.э.), отца Бахрам Гора, (see Sykes, Ten Thousand Miles in Persia, pp. 419-420).

В первые годы мусульманского правления Йазд стал убежищем и оплотом зороастрийских габаров, вероятно, из-за своего отдаленного положения в пустыне. Правда, этот город никогда не был оторван от остальной Персии. Первым европейцем, который посетил его, был Марко Поло в 1272 году. Он называет его «прекрасный и благородный город Йазди» (Marco Polo, ed. Yule, 1. 88).

Итальянский монах Одорис Порденоне, который пришёл сюда на пятьдесят лет позднее Марко, говорит о названии города как Гет, Гест или Йест (Odoric de Pordenone, ed. Cordier, p. 421). Хосафа Барбаро, венецианец (1474), упоминает Йазд под именем Лес или Лекс (Josafa Barbaro, 49. 59, 73, 82).
Несмотря на раннее упоминание Йазда в письменных источниках в нём немного достопримечательностей, это, конечно, не касается его природной красоты. Едешь в течение нескольких часов по узким извилистым улицам, ничего не видя, кроме глиняных стен, задних дворов, камней под ногами. Подняв голову, можно увидеть из-за высоких стен полоски голубого неба, которое становится раскалённым, как только начинается лето. Взобравшись на крышу, можно обозревать весь город с его глиняными крышами, глиняными стенами, глиняными дорогами. Повсюду возвышаются ветряные башни, улавливающие малейшие колебания ветра в жаркие дни, направляя его внутрь дома. Эти воздушные коллекторы (bad-girs) продиктованы долгой жарой во время летних месяцев, так характерных для Йазда.

Главная площадь города довольно просторная. Одорик говорил о городе, что он «окружён стенами и цепью, протяжённостью в пять миль». Это утверждение актуально и сегодня, за исключением того, что цепь стала немного больше, а стены местами обрушились. Форт, возведённый в черте города, был реконструирован в течение 1137 года, он построен из высушенных солнцем кирпичей и глины, но эта цитадель в настоящее время не приспособлена для обороны города (On this point see Curzon, Persia, 2. 240; Landor, Across Coveted Lands, 1. 381; Sykes, Ten Thousand Miles in Persia, p. 421).

В Йазде есть несколько небольших площадей. Одна рядом с эффектным дворцом губернатора (see Malcolm, Five Years in a Persian Town, p. 184). Особенность Йазда – это многочисленные арки над узкими улочками, больше в городе нет ничего заслуживающего внимания путешественника. Единственное здание, которое может вызвать интерес – это мечеть Masjid-i Jum'-ah, Пятничная Мечеть. Она была построена в 1119 году Султаном Аллах ад-Даула Гаршаспом, который таким образом завоевал для Йазда заветное звание Dar al-'Ibadat, 'Обитель поклонения'. Достоинство, которое было добыто веками благочестивой щедрости некоторых поздних правителей, следы пожертвований которых, особенно деревянной дверью, украшенной уникальной резьбой, можно любоваться и в наши дни (see Sykes, Ten Thousand Miles, p. 421).

Население Йазда составляет около тридцати или сорока тысячи человек, или почти шестьдесят тысяч, если включать в подсчёт окружающие деревни. Большая часть населения занимается шелкоткачеством, которое является одной из главной отраслью промышленности этого региона. Но этот вопрос был второстепенен, мне также не интересно было, как Йазд решает трудную задачу, с которой ему приходится сталкиваться в обеспечении адекватного водоснабжения. Мне не важны были местные базары, их торговля, но я не смог оставить без своего внимания филиал Императорского Банка, где мне пополнили мои денежные ресурсы.
Моей реальной целью была встреча с местными зороастрийцами, и я посвящу следующую главу визиту, который нанёс этому интересному сообществу.

Заметки

I. Заметка о Йазде и Катах

Есть веские основания утверждать, что название города Йазд древнее, его главное укрепление называлось Ката, судя по статье Kathah Истахри и других персо-арабских географах. Истахри (ed. De Goeje, Bibl. Gfeog. Arab. 1. 125) пишет следующее: «Один из самых известных городов в районе Istakhr на границе Хорасана – Катах. Это один из основных (haumah) городов наряду с Йаздом и Абаркух…». Далее Истахри пишет: «Катах, главный пригород Йазда, расположенный на краю пустыни. У него хороший и здоровый воздух, в нём также комфортно отдыхать от жаркой пустыни, как и в большом городе. Его районы отличаются плодородием, а жизнь дешевизной. Дома в основном построены из глины, с колоннадами, со сводчатыми арками и куполами.

В городе есть укрепленная цитадель, с двумя железными воротами, одна из которых называется «Ворота Йзада», другие называются «Ворота мечети» (Bab al-Masjid), по причине их близости к главной мечети. Мечеть города расположена в пригороде. Вода для города поступает через kanats, но есть также река, питающая местных жителей, которая исходит из окрестностей Катах, или цитадели (т. е. Kal'at al-Majus, or Kal'at-i Zard), недалеко от деревни, где есть шахта по добыче свинца. Город и его районы изобилуют фруктами, настолько, что они экспортируются в Исфахан и другие места. В горах много деревьев и растений, которые также экспортируются. За городом есть пригород, в котором расположились прекрасные дома и базары. По большей части жители являются людьми образованными, знающими письменность».

Ибн Хаукал (ed. De Goeje, 2. 181, cf. also 2. 196) повторяет эти слова почти дословно и добавляет: «Что касается района Истакхр, то город Йазд – самый большой в нём, наряду с этим городом, в округе расположились следующие города: Катах, в котором находится цитадель, Маибуд (Maibud), Наин и Аль-Фахрадж. Надо отметить, что мечеть есть только в Йазде».

В своём списке небольших поселений (Istakhri, 1. 112) Ибн Хаукал (2. 187) упоминает Катах непосредственно после Истакхр (Персеполь), говоря: «В городе Катах есть крепость».
Якут посвятил этому городу и Йазду два отдельных параграфа. О первом (ed. Wiistenfeld, 4. 239) он говорит: «Катах – место обитания парсов; это главный город (haumah) пригорода (kurah) Йазда и относится к району (kurax) Истарх». По поводу второго города (ed. Wiistenfeld, 4. 1017) он заявляет: «Йазд, место, расположенное на полпути между Нисапуром, Ширазом и Исфаханом; он считается парсийской провинцией и относится к району Истахр; в районе Йазда стоит цитадель под называнием Катах; между Йаздом и Ширазом на расстоянии семидесяти фарсах» (See Barbier de Meynard, Diet, geog. p. 475 (Kathah), р. 611 (Yezd); Schwarz, Iran im Mittelalter, p. 19).

С именем Kaтах (древ. иран. Ката) можно сравнить первые части латинского названия Cetrora для соответствующего места в географическом списке Tabula Peutingeriana, составленном Тоинашек (Sb. Akad. Wiss. zu Wien. 102. 165, Vienna, 1883). Это название происходит от старого иранского слова Каtа, (используемого в Авесте для обозначения земляных работ, «дом, вырытый для хранения умерших»), предположительно составляющая иранского слова ravara, которое найдено в Mod. Pers. Rudh-ravar (cf. Ptolemy's 'Poapa, Geog. 6. 5. 2). Это предположение правдоподобно в основном, так как разумно предположить, что Истахри, уроженец Стахра, хорошо знаком с территорией вокруг Йазда. Детали, которые он даёт относительно Катах и реки, протекающей по деревне возле цитадели, где расположена шахта по добыванию свинца, рассказали бы в целом о регионе современному деревни Катту возле " Жёлтого замка " (Kalah-i Zard).

Как описал Браун в A Year Amongst the Persians, p. 358. [О Катах и Йазде писал также Ле Стрендж, Lands of the Early Caliphate, p. 285, Cambridge, 1905. Кходабакш Бахрам Раис пишет, что название Катах, кажется, абсолютно неизвестно в Йазде, хотя есть большая деревня под названием Кахту или Катху примерно в 20 фарсах к югу от города].

II. Заметка о двух старых маршрутах из Шираза в Йазд

Два старых маршрута: один восточный, другой западный, частично охвачу их в следующей главе. Первый составлен арабским географом Истахри в Х веке и гласит следующее (ed. De Goeje, 1. 129-130): «маршрут из Шираза в Катах, главного пригорода Йазда, пролегает по дороге на Хорасан: из Шираза в деревню Зарках (Zarkan, Zargan) 6 фарсах; от Zarkan в город Истакхр ещё 6; от Истаркх в деревню Бир (v.l. Bin, Plr, Giz) 4 фарс.; от Бира до Кахманда (v.l. Kihandah, Kihandaz, Kahndaz) 8 фарс.; от Кахманда в село Бид (Deh-Bid, «Ивовая деревня») 8 фарс.; от села Бид до города Абаркух 12 фарс.; от Абаркух в деревню Аль-Асад («Деревня Льва», v. l. Deh-Shir) 13 фарс.; от деревни Асад в деревню Аль-Джуз (или Jauz, v.l. Al-Khur, Deh-i Khvar) 6 фарс.; из деревни Аль-Джуз в село Калах Аль-Маджус 6 фарс.; от Калах Аль-Маджус до города Катах, главного пригорода Йазда, 5 фарс.»

О втором маршруте писал Джосафа Барбаро в пятнадцатом веке, проходя по дороге из Персеполя в Йазд (ed. Hakluyt, 49. 81-82): «Оттуда через пять дней приходишь в город под названием Дехебет (Deh-Bid), в котором занимаются земледелием. После ещё двух дней пути попадаешь в деревушку, называемую Варгари (or Vargan), которая в прошлое моё посещение была несколько больше, здесь тоже местные жители занимаются земледелием и выращиванием фруктов. Следующие четыре дня дороги приводят в город Дисер (Deh-Shir). Ещё несколько дней путешествия и ты уже в городе под называнием Тафт (ошибка в слове, пишется как Taste – замечание автора), ещё день-другой в дороге и приходишь к городу Джекс, одно из мест, которое мне посчастливилось посетить ранее».