Глава I - На пути к земле Льва и Солнца

Я еду в Персию
И гульдены нужны мне

У. Шекспир «Комедия ошибок»

В конце января 1903 года я получил отпуск в Колумбийском университете на целые полгода, для того чтобы снова поехать на Восток, загадочный и притягательный. Совсем недавно, всего два года назад я был в Индии на Цейлоне. Моя нынешняя задача – Персия и Центральная Азия. Мне интересно прошлое Персидского царства, особенно пророк Заратуштра и древняя религия этого народа – зороастризм. В ранней молодости меня очаровал Восток, сердце навеки завоевали восточные мудрецы, их мысли, философия познания жизни давно шли со мной по жизни рука об руку, а душа тянулась в страны Востока, особенно притягивала своей загадочностью Провинция Солнца.

В то же время мне всегда хотелось внести собственный вклад в изучение прошлого Персии и её настоящего, было внутреннее огромное стремление к лучшему пониманию влияния века минувшего на сегодняшнюю реальность этой прекрасной и где-то мифологично-сказочной, наполненной неиссякаемым источником неизученного прошлого страны.

Цель путешествия была Персия и Центральная Азия, хотелось пройти собственными ногами путём Заратуштры по той земле, которая приняла веру этого древнего пророка. В маршрут были включены земли Прикаспия, Туркестан, с северного Кавказа до Персидского залива на юге, с заездом в сердце пустыни – город Йазд, затем на север в Тегеран, обязательные города Азии были Самарканд, Бухара, древний Мерв.
От Нью-Йорка до Каспия более семи тысячи миль, но эта часть пути была неизбежной перед долгожданным путешествием. Первые четыре тысячи миль прошли на пароходе и железной дороге безостановочно. Только в Берлине я остановился на несколько дней, чтобы увидеться со своим учителем, профессором Карлом Ф. Гельднером, именно его труды разожгли во мне интерес к древнему царству Персидскому. Затем мне бы хотелось нанести визит своим старым друзьям, один из которых проживал на то время в Санкт-Петербурге – господин Монтгомери Шуйлер.

Я привёз с собой из Вашингтона официальные рекомендательные письма в Санкт- Петербург, Тегеран, Тебриз, которые оказались волшебным сезамом, открывающим всевозможные неприступные двери чёрствых чиновников. Доброту и учтивость официальных государственных служителей Америки и России я буду помнить с почитанием и теплотой. Многие из них были непосредственно знакомы с обычаями персидского, азиатского и закавказского народов, они помогали мне по мере сил и возможностей ценными советами, консультациями, предложениями в предстоящем путешествии.

В Москве, богатой историческими памятниками культуры, у меня была прекрасная возможность познакомиться с картинами знаменитой Третьяковской галереи. Её коллекция богата холстами, иллюстрирующими повседневную, бытовую, порой заурядную жизнь простых людей и ремесленников Средней Азии, её прошлого и настоящего. Я увидел сцены быта Мерва, Бухары и Самарканда, познакомившись с этими городами заранее, я предвкушал встречу с ними воочию, живую, шумную, ярко окрашенную красками природы, надеясь на знаменитый горячий приём восточного народа.

После однодневного пребывания в Москве я отправился на поезде по направлению к Кавказу, Каспийскому морю и долгожданной дороге на Персию. Целых три дня за окном мелькал немного скучный пейзаж: сплошные степи, покрытые белым, искрящимся на солнце снегом. Остановки были не частыми, но довольно долговременными и я радовался каждому удару колокольчика на перроне, возвещавшему продолжение движения. Оказывается, на «Русских железных дорогах» третий удар колокольчика напоминал каждому отдыхающему от трудной дороги паровозу о том, что снова пора в путь, полный надежд, сюрпризов и исполнения заветных желаний.

Через Россию на Каспий

Во Владикавказ я прибыл на утро четвёртого дня.
Я помню, как впервые увидел гигантские кавказские хребты, возвышающиеся над пушистым облачным небом. Его острые вершины наблюдали за снежными долинами, простирающимися у подножья. Снежный покров полей был скован неподвижным, строгим, леденящим душу взглядом холодных пиков. Скалы местами были голыми от снега, а глубокие овраги напоминали своим видом огромные шрамы на угрюмом лице исполинского титана. Эти возвышающие хребты Кавказа впечатляли своей величавой неприступностью. Древнегреческий миф о Прометее невольно всплыл в моём воображении. Я представил себе одинокий пик горы с кружащими над ним суровыми стервятниками, где одинокий полубог закован в оковы за кражу небесного Огня, который он отдал людям безвозмездно, в дар на вечное пользование. Может быть, страдающий нарушитель воли Олимпа скорбно жаждал, чтобы скорее взошло солнце и развеяло морозный пронизывающий душу холод, успокоив своим теплом истерзанное птицей тело. Я слышал слабый голос Ио, тихие бормотания и проклятия титанов, посылаемые ими громодержавному Зевсу.

Многое мог я представлять себе в своём воображении, читая миф о Прометее в дни своей учёбы в колледже. Здесь в предгорьях Кавказа я увидел своими глазами место, которое Эсхил мог описывать, рисуя трагические картины о бесстрашном полубоге, подарившем людям творческий огонь ценой своих бесконечных мучительных истязаний, причинённых хозяином Олимпа за недозволенную кражу.

Ледяные ручейки, несущиеся с вершин гор и стайки овец, сгрудившиеся в кучу в море серебристого снега, вызвали в моей памяти уже другую историю о Колхиде и Золотом Руне.
Мне рассказали местные истории о добыче золота пастухами недавнего прошлого. Они брали небольшую овечью шкуру с короткой шерстью, опускали на дно реки, а горный поток тем временем терял свои золотые зёрна среди шелковистых прядей руна. Легенды о богатых дарах горных рек помнят и сегодня нынешние потомки древних пастухов.

На короткое мгновение греческая мифология увела мои мысли к древней Элладе, но впереди ждали земли могущественной Персии, и мой поезд тронулся дальше, вперёд к воплощению мечты. Весь день железная дорога обходила великую равнину, раскинувшуюся у подножия Кавказского хребта. Пейзаж, мелькающий в окне, навевал своими бесконечными просторами снежных волн тихую грусть, я медленно входил в состояние меланхолии. На какую-либо растительность не было даже малейшего намёка. Только на небольших кусочках голой земли, где ветер начисто сметал покрывало снега, возможно было надеяться увидеть нежную зелень первоцветов, пригретыми тёплыми, весенними, мягкими лучами солнца. Отары овец и коз толпились небольшими кучками в местах, где можно было найти хоть немного прошлогодней скудной поросли травы.

Очень интересно было наблюдать за изменением внешности людей по мере продвижения вперёд. Некоторые походили одеждой на древних скифских пастухов, они носили дублёнки и их ноги были замотаны в грубую мешковину, головы покрыты огромной тяжёлой меховой шапкой, которая была неотличима от кудрявых волос пастуха и его густой бороды. Некоторые были немного современнее, так казалось, потому что у них были за спиной винтовки, с которыми они охраняли свои стада. Большинство из них сидели по-восточному на корточках, особенно это бросалось в глаза на железнодорожном вокзале. У всех были тёмные обветренные и немного грубоватые лица.
Чем ближе были каспийские края, тем больше вокруг попадались лица иранской крови. Я отчётливо распознавал сходство их черт лица с внешностью представителей афганских племён, населявшие пакистанскую провинцию Хайбер-Пахтунхва и горный район Вазиристана, которые я посетил два года назад.

Становилось понятно, что Иран этнологически начинался с Кавказа и с берегов Каспийского моря, эту линию можно считать исторической границей между Европой и Азией. Однако сегодняшняя граница России проходит на сто-две мили за древней персидской территориальной линией владения.
Непроглядные сумерки окружили поезд, прибывший в город Петровск, сквозь сгустившийся мрак доносился шум прибоя и если долго смотреть в темноту, то можно было рассмотреть белые гребни волн Каспийского моря, гонимые студёным ветром. До рассвета следующего дня, в пятницу 6 марта, я достиг границ южного красавца – города Баку, и вместо того, чтобы через море двигаться навстречу цели прямым путём, я решил немного отклониться от дороги и заглянуть в Тифлис.

Через Баку в Тифлис

Я хотел прийти в Персию через Азербайджан, страну, где по моим предположениям родился Заратуштра. По железной дороге расстояние от Баку до Тифлиса можно преодолеть за четырнадцать часов. Большая часть маршрута проходит по южной стороне Кавказского хребта, северную часть которого я уже преодолел. Здесь природа тоже не богата растительностью, редкие деревья перемежаются ручейками горных рек, сами горы кажутся огромными из-за близости к железной дороге. Радовали своим видом отары овец, но небольшие караваны верблюдов, появляющиеся то тут, то там, говорили о том, что Восток был достигнут. Некоторые из верблюдов были покрыты грубыми одеялами. Брошенные на спину, они защищали от суровых погодных условий, так как контрастный климат пустынь мог внезапно застать непогодой гонимого дорогой путника. Стали появляться персидские буйволы, они мирно паслись в предгорьях, тихо пощипывая ростки новой травы, прорастающие кое-где сквозь промёрзшую землю.

Дорога из Баку в Тифлис показалась мне мало интересной, но на полпути поезд остановился в небольшом городе Елисаветполь. Своё настоящее название этот город получил в 1804 году, когда перешёл во владение Российского государства после войны с Персией. Древнее название этого места – Гянджа. Как и во многих городах, здесь есть маленькая базарная площадь, знаменательная тем, что на окраине стоит мечеть, возведённая в семнадцатом веке шахом Аббасом. Многочисленные раскопки города подтверждают древность его происхождения. Главным, интересующим меня, фактом было то, что город Гянджа – родина персидского поэта Низами, здесь же он был и похоронен в 1209 году. Этот романтический менестрель пел о трагической любви иранского царевича Парвиза к прекрасной армянской княгине Ширин; о любви легендарного Бахрама Гуре; о жизни великого полководца Искандера. Поэзия Низами с творческой грацией рассказывает нам старые восточные легенды и сказки.

persya_004.jpg

Весь день моего дальнейшего путешествия был овеян поэтической музыкой Низами. Облака, закрывающее яркое солнце, смягчающее его палящий жар, придавали настроению оттенок меланхолии. В воздухе витали запахи наступающей весны, хотелось вдыхать всей душой это рождение нового круга природы, каждую весну, предвещающую красоту жизни, её загадочные творения. Зарождающейся весной, пробуждающейся природой начинается новый круг жизни. Непременно с озаряющего рассвета, дающего густые, полные надежд ростки новому витку бытия. Рассвета, пробуждающего мир светом встающего солнца, дарящего нежные лучи тепла, согревающего, рождающего, зовущего слова творчества. Природа подсвечена нежными лучами солнца, свет которого не забывает самые тёмные уголки. Там в таинстве творения было создано нечто ещё неокрепшее – маленький росток, который хочется укрыть, скрыть от посторонних глаз, чтобы не нарушить, не сбить с дороги пробуждения.

Наступающие сумерки несли освежающую прохладу молодой весны, вечерело довольно рано. В эти предсумеречные часы поезд достиг границ города Тифлиса, ясная и холодная ночь вступала в свои права. Тифлис приветствовал тихим голубым мерцающим светом городских ламп, казалось, что передо мной предстали ожившие картинки древней восточной сказки. Но, увы, первые солнечные лучи развеяли ночное сказочное таинственное восприятие древнего Тифлиса, города, предваряющего вход в ворота Персии.