Глава XIV - Восхождение на скалу Бехистун и клинописный текст царя Дария I

Я подробно опишу дом и город,
И как я начал своё приближение
К этому месту на высокой скале,
Выше которого нет в Испании,
Но ввысь я поднимался с огоромной болью.

Чосер. «Дом Славы», 3. 23-28.

Пасхальный понедельник, 13 апреля 1903 года, останется для меня незабываемой датой в календаре, потому что в то утро, после четырёх дней пути на лошадях из Хамадана, я впервые подъехал к горе Бехистун и увидел своими глазами великую надпись царя Дария. Прежде чем приблизиться к огромной скале, я наблюдал её издали за много миль. Наши лошади неторопливо подступали к историческому месту. Обозревая с большого расстояния легендарную скалу, мои глаза торопливо искали клинопись великого царя, но вновь и вновь ошибались. Наконец, оказавшись с Бехистун совсем рядом, я трепетно прикоснулся к холодному камню. Его огромная скалистая масса возвышалась над моей головой на высоту около семисот футов. Мы совершили ошибку, подъехав к скале совершенно с другой стороны, где надпись была не видна. Нужно было подойти с северо-востока, и тогда за углом открывались древняя скульптура и клинопись во всём своём великолепии.
Это было незадолго до полудня, или, если быть более точным, 11.25 утра, когда мой караван остановился у подножия Бехистун. Высоко на сером камне проступали скульптурные изображения, которые местные жители называют «Девять дервишей».

Первые впечатления от Бехистун

Всё, что я читал об этой исторической скале, всё, что я слышал, думал и представлял о ней не идёт ни в какое сравнение с тем, что я увидел, почувствовал, ощутил, прикоснувшись к её строгим холодным откосам. Войдя в её мрачную тень, встав у её величественных ног, я ощутил присутствие могучего исполина, мрачно возвышающегося надо мной, стремящегося скрыть свою гордую главу в сизых облаках. Бесчисленные птицы парили рядом с гордым титаном, зависая в том месте, где были высечены надписи, словно хотели прочитать их и рассказать о них людям.

На высоте более трёхсот футов возвышался барельеф великого царя Дария. У его ног лежал поверженный маг Гаумата, узурпировавший трон после смерти Камбиза. Перед царём стоял ряд пленённых врагов, над головой каждого из них слабо различались таблицы с ложными притязаниями на престол Дария. Правда, буквы было не разобрать на таком расстоянии. Но я по памяти мог воспроизвести историю каждого из этих мятежников и ярко нарисовать в своём воображении картины пыток и мучительной смерти, которые пришлось принять им по велению царя Великой Империи.

Из описаний, которые я читал, или, возможно, картины, которые я рисовал в своих фантазиях, немного не совпадали с действительностью. Мне всегда казалось, что надписи и скульптуры были вырезаны ближе к середине горы, чей общий контур простирается с северо-востока на юго-запад. Но на самом деле барельеф оказался высечен высоко над крутым ущельем или скалистым оврагом, нанося глубокую рану холодному каменному взору скалы.

Величественность скалы Бехитун

Прежде чем продолжить описание наскального изображения вернусь к средней части горного исполина и пристальней изучу его внешний вид. Что сразу бросается в глаза, так это огромное пространство, вырезанное посередине скалы, ровное, гладкое без надписей и изображений.
Даже Керр Портер в своём описании, кажется, уделил меньше внимания, чем заслуживает эта великолепная tabula rasa. Это огромное пространство похожее на стену невозможно обойти своим вниманием (See Ker Porter, Travels, 2. 149-162). Посвятив часть дня изучению этой «стены», я уверился в том, что она была подготовлена рукою мастера для написания какого-то важного исторического события. Пустое пространство простиралось в длину почти на пятьсот футов и более ста футов в высоту.

Оно хорошо подходило для нанесения клинописи о многозначительных фактах правления легендарных царей Персии, достойных того, чтобы их смогли прочитать потомки. Идея о том, что здесь проходила простая горная разработка скальной породы не имеет под собой никакой достоверной почвы, особенно при внимательном изучении очевидной конструкции. Две ступени выступа, одна немного выше другой, вырезанные в скале по обе стороны гигантского экрана для обеспечения более близкого доступа к его середине. Сверху, нависающая каменная порода образует ещё одну ступень, а терраса из земли и камня создаёт свободный подход снизу. Такова общая схема огромной рукотворной площадки на скале у самой земли.

М. де Морган (Mission Scientifique, 4. 286-289) дал подробное описание вероятного способа, которым огромная поверхность была подготовлена камнерезами, и рассказывает, как могли быть сделаны отметки на камнях, которые были сброшены. Он считает, что поверхность была готова для надписи, «которая, возможно, должна была рассказать обо всех важных фактах персидской истории» (op. cit. p. 287).
Господин Э. Л. Митфорд писал сорок лет назад в 1884 году о том, что он полагает, что это свободное пространство было спроектировано «по-видимому, для задней стены какого-то огромного здания» и добавляет: «единственной скульптурой на откосе была одинокая женская маска». Я осмотрел с полным вниманием всю поверхность, но не обнаружил никаких изображений, если маска где-то смогла сохраниться, то я не смог найти никаких её следов. На камнях, которые повсюду разбросаны недалеко от скалы, я обнаружил изображение каких-то символов. Эти надписи вовсе не являются древней клинописью, в этом я совершенно уверен.

Вопросы возникают у каждого, кто видит перед собой пустое пространство: «Когда и кем была подготовлена такая площадка, и для чего, с какой целью, и почему на ней нет следа ни одной клинописной буквы древнего летописца?»
Местные жители говорят, что «это работа Фархада». Такой романтический ответ понравится каждому читателю Низами (прим. переводчика: поэму о Фархаде и Ширин написал Алишер Навои). Вспоминая трагическую историю любви Фархада и луноликой Ширин, здесь рядом с холодной гигантской скалой Бехистун, будто слышишь сквозь века мощные удары кирки исполина Фархада и видишь, как разлетаются огромные куски в разные стороны от гранитной скалы под его титаническими ударами.

Знаток классики вспомнит Диодора Сицилийского, который рассказывает о посещении скалы Бехистун ассирийской царицей Семирамидой. Она расположилась рядом со скалой и построила там райский уголок, увековечив клинописью это событие на склоне горы. Цитату древнегреческого историка, жившего в первом веке до христианской эры, стоит привести полностью для более яркого представления этого неординарного исторического происшествия:

«Когда царица Семирамида положила конец своим трудам, она была помолвлена, она отправилась в Мидию с большой военной силой. Остановившись возле горы под названием Багистанус, расположила свой лагерь на короткий отдых, затем разбила сад двенадцати стадий в окружности на огромной равнине, по которой протекала река, снабжающая водой всю обрабатываемую площадь вокруг. Гора Багистанус посвящена Зевсу. На стороне сада её отвесные скалы тянулись ввысь на высоту семнадцати стадий. Вершину достичь невозможно. На нижней части скалы по приказу царицы был вырезан её собственный образ с сотней копьеносцев, стоящих вокруг. Барельеф был подписан сирийской надписью и гласил: «царица Семирамида взошла от равнины к самой вершине скалы, насыпав земляной курган. Землю принесли в мешках караваны вьючных животных, которые следовали за царицей» (Diodorus Siculus, Hist. Lib. 2. 13).

Утверждение, что высота Бехистун «семнадцать стадий», т.е. более 10000 футов сильно преувеличено, с этим согласились историки, следующие за Диодором Сицилийским (tr. Booth, 1. 110, G. Rawlinson, Five Great Monarchies, 3. 31, n. 18. Yakut, p. 125). Достижение пика горы тоже возможно, хотя взбираться придётся высоко, с преодолением трудностей.

То, что в этом отрывке идёт повествование о скале Бехистун, не подлежит сомнению. Вопрос состоит только в том, применима ли история Диодора к пустому наскальному пространству или к известным скульптурам и надписи Дария. Сложность применения исторического наследия Диодора Сицилийского в том, что тщательнейший осмотр огромного экрана, оставленного на скале временем прошлого, не выявил ни малейшего следа клинописи или букв сирийского алфавита, которые когда-либо могли быть здесь вписаны. Я изучал колоссальное пространство с большим вниманием, призвав на помощь своего слугу, который не без интереса отнёсся к моему расследованию. Я не смог убедить себя в том, что эта часть скалы в далёком прошлом подверглась гравировке. Не было даже следов того, что надпись и изображение Семирамиды были уничтожены или стёрты.

Если кто-то склонен теоретизировать и строить причудливые гипотезы на хлипких основаниях, то легко можно было бы предположить, что пустое пространство было подготовлено по приказу царя Дария для увековечивания более поздних событиий из истории царствования самодержца. Например, поход против Греции, поражение в битве при Марафоне, неудача в Афинах, восстание в Египте, но внезапная смерть изменила планы наследника Дария, который оставил пустую страницу на скале, чтобы безмолвно свидетельствовать о триумфе Эллады и начале гибели Великой Персидской империи.

Но это просто мои догадки и фантазии, с помощью которых я пытаюсь найти ответ на вопрос: для чего Дарию нужно было это огромное пустое пространство на одной из лучшей стороне скалы. Всё, что можно с полной уверенностью сказать – это то, что подготовлена площадка в глубокой древности, это не современная работа каменотёсов.

Теперь можно перейти к рассмотрению известного барельефа и клинописных табличек, обсудить которые хочется с присущей учёному обстоятельностью. Древняя летопись Дария расположена далеко на северо-востоке, в четырёхстах или пятистах шагах от центра скалы, на высоте примерно триста футов от подножия скалы. Если стоять внизу и рассматривать изображения просто подняв голову, то хорошо можно увидеть весь общий вид надписей, фигуру Дария, двух его визирей и десять пленённых мятежников. Легко понять, почему местные жители считают последних «Девятью дервишами». Поверженную фигуру Гауматы с его простирающимися вверх руками не так легко различить на расстоянии, зато хорошо просматривается последний в цепи пленников образ Скунха в высокой скифской шапке. Я склонен согласиться с мнением о том, что его фигура была добавлена несколько позже создания всего барельефа.

При внимательном просмотре гладкого пространства и вырезанных надписей, я смог разглядеть расположенную ниже скульптуры клинопись. Я заранее уже знал, что в центре располагается древнеперсидское полотно, слева от него через узкую полосу новоэламское, а справа нововавилонское. Также различаемы надписи выше над изображением людей и сверху справа. Между надписями проходили узкие полосы сероватого цвета, по которым вода стекала вниз, годами подтачивая и размывая древние письмена, оставляя за собой ровные, гладкие следы. Вода сочилась и сейчас перед моими глазами из верхней части таблиц, струясь тонкими ручейками по лицу Бехистун.

Опасное восхождение

Выступ в нижней части скалы перекрывал обозрение части текста на староперсидском языке, было понятно, что даже с помощью подзорной трубы мне не рассмотреть и не скопировать эту часть не получится никаким образом. Нужно было как-то подобраться поближе. Предстояло преодолеть огромные валуны и обломки упавшей скалы, что затрудняло и без того нелёгкое восхождение к вершине ущелья, к месту расположения надписей и наскального изображения. Скала образует угол, сворачивая от надписи Дария на восток. Эта сторона скалы настолько изрезана и крута, что может бросить вызов самым смелым мечтам альпиниста, пожелавшего взобраться на неё с целью фотографирования древней клинописи. Местные жители считают эту сторону Бехистун неприступной.

Передо мной со всей необратимостью встал вопрос о том, как преодолеть препятствия, выросшие на моём пути, как достичь надписи для их дальнейшего копирования.
Персидские друзья предложили мне иной путь, не подъёма, а спуска с высоты, сверху подготавливались закреплённые канаты, по которым нужно спускаться вниз. Ранее я слышал о таком методе лазания по скалам, который использовался с целью исследования птичьих гнёзд. Взглянув на отвесные стороны скалы, я решил, что именно таким образом можно попробовать решить задачу, которую мне хотелось решить во что бы то ни стало. И подготовка началась. Прежде всего, в ближайшем караван-сарае пришлось поискать добровольцев, готовых на рискованное восхождение. Нашлось пять крепких телом и духом мужчин.

Чуть позже к ним присоединился шестой смельчак по имени Кули, который хорошо знал скалу и готов был стать проводником, разыскивающим более безопасные тропинки. Вскоре процессия с верёвками и лестницами отправилась к наводящей ужас пропасти. Лестницы оказались малопригодны, зато персидские верёвки из козьего волоса не знали никакой конкуренции, поскольку они обладают превосходным качеством. Как показало моё пока ещё недолгое путешествие, шнуры, которыми крепят багаж к лошадям и верблюдам в караване, дополненные шпагатами, снабжённые направляющими петлями обладают замечательной прочностью. Персы знают, как предохранить груз от скольжения и накрепко закрепить его в долгую дорогу. С их канатами можно смело и уверенно совершать восхождение любой сложности.

Итак, мы были готовы преодолевать трудности предстоящего пути. Но тут возник протест против моих сапог, с которым я был полностью согласен, как ранее показывал опыт хождения по скользким камням, в сапогах я подвергал себя большому риску. Счастливая замена была быстро найдена. Один из персов поделился местными туфлями, очень напоминающими американские теннисные тапочки, но более грубой работы, хотя не менее удобные. Наконец, все были готовы. Увлекательное восхождение началось.

Через довольно небольшой промежуток времени первая огромная расселина была преодолена. Ценой этого «приятного» путешествия была разорванная по краям одежда и разбитые в кровь руки. Одежда постоянно цеплялась за острые края скалы, а руки ранили прочные канаты и колючие кусты, внезапно возникающие на пути восхождения и неприятно преграждающие дорогу. Впереди ждал последний рывок, мы стояли высоко на краю уступа, размытого весенними водами. Откуда-то сбоку прозвучали успокаивающие слова гида: «Всё очень хорошо, не стоит бояться, опасность осталась позади».

Я думал о том, что этот миг нелегко будет забыть. Буду всегда помнить, как стоял на узком выступе скалы рядом с надписями, смотря на великолепный вид, открывающийся на равнину, лежащую далеко внизу; прислушивался к тихому журчанию ручья, мирно струящемуся у подножия, пытаясь осознать и оценить труд Роулинсона. Я с интересом обнаружил его имя, которое он вырезал на камне на несколько сантиметров ниже древней надписи, сделав себя известным современному миру. Думаю, что, проделав такую сложную работу, как Роулинсон, он имел полное право на изображение нескольких слов рядом с древней надписью: «H. C. Rawlinson, 1844».
По словам Роулинсона «восхождение на скалу, для того чтобы посмотреть на древнюю надпись в непосредственной близости – это подвиг для любого человека, решившего совершить этот шаг».

Достижение высокого уступа

Находясь около надписей в первый день своего восхождения, необходимо было привыкнуть к головокружительной высоте, поэтому я направил всё своё внимание на изучение общего состояния наскального изображения. Я вносил пометки, дотошно исследуя каждую фигуру барельефа, которые снизу скрывал от просмотра небольшой выступ скалы; измерял высоту и ширину клинописных букв и самих таблиц. Четыре столбца древнеперсидской надписи имеют ширину около шести футов.

Мне было интересно измерить точные размеры таблиц в метрах: первый столбец получился 1,9 м, второй – 1,94 м, третий приблизительно 1,95 м, и четвёртый – 1, 94 м. тоже приблизительно. Пятую колонку мне не удалось измерить, так как к ней было сложно подобраться. К надписи на новоэламском (скифском или медийском) языке, расположенной слева от персидских скрижалей меня проводил Кули, мой самый надёжный проводник, правда, запросил при этом цену в пять раз превышающую обычную среднюю. Вавилонская клинопись расположилась в самом недоступном месте, высоко слева на нависающем уступе. Её обнаружил и скопировал сам Роулинсон, потому что все проводники до него потерпели неудачу. Только он и один отчаянный мальчонка курд по-национальности с большим трудом, тесно прижавшись к отвесной скале, смогли справиться с рискованной задачей, сделав заветную копию (See H. C. Rawlinson, Archceologia, 34. 73-75, and G. Rawlinson, Memoir of Sir Henry Rowlinson, pp. 156-157, London, 1898).

Глядя на огромную массу скальной породы, невольно задаёшься вопросом, как смог смелый мальчишка справиться с такой сложной задачей и совершить свой подвиг несмотря на юный возраст. Возможно, он ещё и сегодня жив, хорошо бы встретиться с ним и послушать его рассказ о давнем восхождении. Я опрашивал местных жителей в надежде, что кто-нибудь вспомнит Роулинсона и его походы на скале Бехистун, но тщетно. Только несколько позже мне сообщили, что проводник Генри несколько лет назад скончался в Хамадане.
Изучение старых персидских табличек вскоре показало, что надпись сильно пострадала со времен Роулинсона.

Уже упоминалось разрушительное влияние воды, которая повсюду струилась сквозь маленькие и большие трещины, размывая медленно и неумолимо такие ценные для нас сегодня следы истории. Несколько фотографий, которые удалось сделать в течение недельного изучения древнего наследия, показали, что теряет человечество день за днём. Каждый день подробного исследования деталей наскального изображения приносил доказательства новых потерь для истории, вводя в горькое уныние и гнетущую тоску. Хочу заметить, что после некоторого времени работы над надписью глаза привыкают замечать каждую деталь и, ежедневно практикуясь, можно восстановить утерянные чёрточки букв путём тщательного изучения углублений, оставленных тяжёлым ударом стамески гравёра при резьбе текста.

Голову гвоздеобразных букв (письмена на скале, пожалуй, больше похожи на гвоздики для подков, чем на небольшие клинья) всё ещё можно различить на размытом водой камне, она осталась в виде маленькой точки. Знание клинописной письменности позволяет объединить эти еле заметные следы в единые образы букв и слов, которые сохраняют общий смысл сказанного в древнем тексте. Роулинсону было легче копировать и переводить клинопись, так как в его время на скале было меньше повреждений, буквы были более легко определяемы и читаемы.

В отличие от пострадавших мест, где вода не смогла нанести вред тексту и повредить скальную поверхность, сохранившиеся части выглядели прекрасно. Здесь вместо своеобразных тусклых серо-стальных полос, уцелел красивый коричневый цвет надписи такой же совершенный, как при камнерезе Дария, который будто на минуту отложил молоток в сторону. Ни одна гранитная табличка в Центральном парке или на Трафальгарской площади не может быть совершеннее. Было интересно сравнивать буквы Бехистунской надписи с более крупным изображением текста Дария и Ксеркса на Гяндж Наме, которые я осматривал в Хамадане всего неделю назад. На горе Альванд расстояние между линиями букв – 4 см, высота каждой буквы в среднем почти 3 см.

На Бехистуне, где была необходима экономия пространства из-за надписи большого объёма высота букв всего около 1,5 см, а расстояние между ними чуть больше 1,5 см. Коричневое покрытие табличек выделяет каждую букву на общем фоне, создавая более чёткое, более выразительное и яркое изображение, но, увы, это покрытие не защищало от разрушающего действия внешних вод. Я не смог найти следы цементных «хлопьев», о которых писал Генри Роулинсон. По его словам, они рассыпаны на узком выступе, сохраняя каменную поверхность от разрушения (Rawlinson in JRAS. 10. 193.). Это может быть ещё одним из доказательств того, что скала пострадала со времен Роулинсона. Остаётся надеяться на то, что М. де Морган сделает слепки всей надписи. Я узнал, что он взял на себя такую миссию и намерен воплотить задуманное.

Копирование и фотографирование

Моя попытка начать копировать текст оказалась сначала неудачной, одной из причин был ветер, продолжавшийся в течение четырёх дней, его сильные порывы мешали твёрдо держаться на уступе скалы. Я упорно ждал лучшей погоды, но не прекращал ежедневные восхождения, пытаясь снова и снова победить ветер. Для этого требовались спортивные навыки, определённая смелость и упорство в достижении цели. Всего этого у меня было не занимать, но сильнейшие порывы воздуха на высоте стремились снести с ног и я снова принимал решение ждать, ждать хорошей погоды. Уходило время, деньги тоже таяли, накалялись нервы, а желанная работа так и оставалась на мёртвой точке, но спешить было просто невозможно. В последний день моего пребывания на скале, после всего того, что я смог скопировать в этих трудных условиях, я решил воспользоваться лестницей, чтобы попытаться сфотографировать верхнюю часть надписи. Но мои проводники решительно воспротивились такому безумству, шквалы ветра не давали устойчивости и я бессильно опустил руки, понимая, что больше не смогу сюда подняться, так как на утро должен был вернуться в Хамадан.
Подводя итоги проделанной мною работы, я был рад обнаружить, что при всех препятствиях, мне всё-таки удалось скопировать большинство сомнительных мест древней клинописи и доказать точность копий, которые сделал Роулинсон.

В архиве моих фотографий сегодня есть две-три, которые были сделаны поспешно, без установки хорошего фокуса и света. Мне пришлось буквально висеть над пропастью, поддерживаемый проводниками, но отказаться от возможности получить такой интересный материал я не мог даже при грозящей опасности сорваться. Я почему-то был уверен в благоприятном исходе и рискнул. Пусть качество этих фотографий желает лучшего, но они есть. Однако, большинство времени было потрачено на копирование, сопоставление или проверку показаний на самой скале, не прибегая к моему фотографическому аппарату.

Ещё интересной деталью восхождения было то, что на скале не осталось ни одного следа предыдущих подъёмов, ни Генри Роулинсона, ни его помощников, ни каких-либо других последователей или учёных до роулинского времени. Если здесь и создавались какие-то ступеньки, подпорки, или другие укрепления, то сегодня скала чиста, как во времена гравёров Дария.

Спуск с вершины узкого выступа скалы всегда казался более сложным, чем подъём на него. После многочасового пребывания на тесном уступе, мышцы затекали, появлялась некоторая неуверенность в коленях, поэтому, когда ноги достигали твёрдой земной поверхности, на душе становилось радостно, спокойно, возвращалось долгожданное чувство безопасности. Снимались все страховочные верёвки, предостерегающие от любого неосторожного шага и движения на высоте. Последний день работы над копированием надписи остался позади, а впереди ждала не менее интересная работа по проверке полученного материала и восстановление утраченных деталей.

Разбор клинописного текста

Bh. 1.47, ayasata: чтение каждой буквы вполне понятно.
Bh. 1.51, paranaman: чтение абсолютно конкретно.
Bh. 1.55, patiyavahyaiy: на моей фотографии видно сочетание букв: hy. Но в слове avasya другое сочетание: sy.
Bh. 1.65, vithabaisha: это слово оказалось самым сложным в установлении истины.

Две далее следующие фразы: caris gaithamca maniyamca to tyadis gaumata hya даны одинаково и у Спигеля, и у Вайсбаха, и у Бэнга. Буквы g и u в имени Gaumata повреждены в надписи; буква у в слоге hya прописана нечётко, неразборчиво из-за дефекта на поверхности скалы. Вопрос возникает в связи с обсуждаемым словом: vithabaisha начиная с самой первой буквы v. Последний слог в наскальной надписи сильно повреждён, но опираясь на мои заметки, можно с уверенностью принять две буквы после слога bais. Последнюю букву я отметил: «по-видимому а». Сначала я записал, что буква читается неразборчиво, но затем добавил: «вероятно с».

По-крайней мере мои заметки созвучны с выводами Г. Роулинсона, который пишет: «сомнительно в отношении с». Интересно, что моя фотография первой части слова vithabaisha показывает, что либо до, либо после букв th стоит i. Этот вопрос важен для будущих ссылок, направления обсуждений и составления справочных материалов. Помню полемику по поводу слога в журналах в самое последнее время, например, Gray, JAGS. 23. 56-60. Обсуждалось буквосочетание: abi- и aba- в слове abicaris. К сожалению, по возвращению в Америку, я не опубликовал сразу свой специальный меморандум, оставил все материалы до выхода в свет всей книги. Надо сказать, что мои наработки по фотографиям и копиям соответствует работе Г. Роулинсона, а также Вайсбаха и Бэнга. Если бы был повод к составлению других вариаций при исследовании мною наскальной надписи, то я бы непременно включил подобную работу в данную книгу.

Вh. 1.66. мои заметки и фотографические снимки этой части текста показали, что здесь идёт полное соответствие широко принятому переводу и воспроизведению букв. Возможно, исключение составят с в слове parsamca и окончание этого слова mada (mca). Но это вопрос второстепенной важности, он ведёт к незначительным изменениям и не меняет смысл слова. Мои фотографии также помогли уточнить некоторые мелкие детали в разделе 11.65-70. Жаль, что мне не удалось сделать больше фотографического материала, из-за неблагоприятных погодных условий.

Bh. 1. 86, mayakauva (?) Первая буква этого слова очень неопределённа, но заметки, которые я делал к этому в два различных дня, похоже, подтверждают точность начального m. Мои примечания к первому слогу этого слова говорят в пользу того, что он больше похож на maya. Я дважды копировал клинописные знаки и составил специальный комментарий о том, что расстояние между m? и y слишком мало. Мой рисунок в карандаше подтверждает нечёткое изображение m. По нему видно мелкие точки, но разглядеть их можно с большим трудом, зато расстояние между буквами хорошо измеряемо. Второй карандашный рисунок также не выявил бесспорность начальной буквы m.

Вернувшись в Америку, я сравнил свои исследования с поисками Г. Роулинсона. В JRAS. 10, р. 14 он говорит, что «расстояние между буквами m и k достаточно для двух букв», но в более позднем издании уже утверждает, что в слове ma-kauwas в это спорное пространство может вписаться только один символ (JRAS. 12, p.2, примечание, cf. Bartholomae, IF, 12.132). Это позднее замечание Роулинсона будет с дотошной тщательностью согласовано с моими собственными независимыми наблюдениями. Что касается буквы у, которая признаётся Вайсбахом и Бэнгом как сомнительная, я настаиваю на правоте своих исследований. Оба моих карандашных наброска клинописи наличие этой буквы подтверждают, несомненно.

Последняя часть рассматриваемого слова -kauva, совершенно ясна, это бесспорно доказывают мои заметки и зарисовки.
Единственное авестийское слово, которое могу припомнить и которое похоже на наше спорное mayakauva это maekaintis, Ys. 38. 3; что в переводе означает «вьючное животное». Посоветовавшись с профессором Фердинандом Джусти, сейчас я склонился к мнению, что это слово должно читаться как maskahuva и в своих публикациях в IF. Anzeiger, 17. 125, and Foy, KZ. 37. 553, описываю уже новое прочтение. Так же нет уверенности в правильности чтения и воспроизведения двух слов: adam caram, стоящих перед этим обсуждаемым словом.

Bh. 1. 86, aniyam usabarim, изучение и повторная проверка этих слов доказывает достоверность и правильность написания. Ранее вызывавшая сомнение букву у, на моих копиях можно разобрать достаточно хорошо, ибо я изучил её с двух разных ракурсов и теперь совершенно уверен в её написании. Букву s я тоже определил очень точно, хотя, например, у Фоя (KZ. 35. 36) она потеряна. Окончание второго слова –barim, изображено на скале превосходно. Однако Фой пишет, что начало слова надо читать как: us[tr]a, поскольку слово стоит в конце строки, ссылаясь на изначальную ошибку камнереза. Но данное мнение вызывает во мне значительные сомнения. Вообще это слово вызвало немало дискуссий, поэтому я воздержусь от дальнейших обсуждений такого спорного вопроса.

Чтение первой таблицы

Bh. 1. 87 aniyahya asam [..]anayam: хотя первое слово сильно повреждено, но оно легко восстановляемо. Во втором слове хорошо сохранились буквы asm, Шпигель и Коссович складывают эти буквы в слово tasma. К их мнению присоединяется и Фридрих Миллер (WZKM. 1. 222; 11. 253). Вайсбах и Бэнг читают только две буквы as, отбрасывая букву m. Хотя их путь исследования и начинался правильно, но привёл к результату, от которого лучше отказаться (Gray, AJP. 21. 21). Так как m хорошо различима на наскальной табличке, рядом стоит обыкновенная s, начальная а прописана довольно чётко. Мои заметки в тетради подтверждают простое чтение и ясное написание этого слова. Поэтому считаю дискуссию по данному слову можно считать законченной. Нахожу, что моё наблюдение подтверждают исследования Г. Роулинсона, который читал asm . . . anayam, но упустил из внимания разделительное слово [..], и, следовательно, озвучил слово с ошибкой.

Единственной трудностью на сегодня остаётся прочтение этого разделительного слова из-за незначительных повреждений на скале. Над каждой клинописной буквой разбираемого слова anayama я написал в своей записной книжке «ок», т.е. «хорошо». А над разделительным словом у меня записано «чрезвычайно сомнительно» и «это вряд ли возможно прочитать», потому что камень размыт водой. Далее я предложил ещё одно возможное чтение слова: [up]anayam or [uz]anayam. Но такое предположительное восстановление довольно неопределённо, хотя я старательно осматривал повреждённую поверхность камня снова и снова. Какими бы ни были новые предлагаемые версии чтения, я бы возможно остановился на таком переводе фразы aniyahya asam upanayam: лошади, отдыхающие после сражения.

Данная интерпретация, судя по всему, соответствует тексту на новоэламском языке, cf. Weissbach, Achamenideninschriften Zweiter Art, pp. 63, 64, and Foy, KZ. 37. 554. Господа Кинг и Томпсон из Британского музея, недавно написали мне (13 июня 1905), что они также читали asam: «лошади», и они предполагают, что franayam: «я вёл вперёд».

Bh. 1. 88. avada, avam. Шпигель, Коссовский, Вайсбах, Бэнг читают avada неправильно. И это несмотря на то, что Шпигель в Keilintchriften, 2d ed. p. 11, n. 88 признаёт авторитет Г. Роулинсона и соглашается с его публикацией в JRAS. 12. p. II. На скале в этом контексте, думаю, написано avam, хотя avadа часто встречается и в других надписях. Буква m прописана ясно, что подтверждается моими заметками и зарисовками клинописных символов. Буква v не совсем понятна, но её можно по точкам и оставшимся коротким линиям воссоздать. Относительно начального а нет абсолютно никаких сомнений. Г. Роулинсон в JRAS. 10. 211, etc. изначально читает вполне корректно, как avam karam: «этой армии», так же, как и в Bh 2. 20, 25, 41, 46, etc. Не было повода сомневаться в том, что оба слова начинаются одинаковым слогом ava.
Bh. 1. 92-96. В слове nadintabaira (1.92) очень хорошо прописана буква t, поэтому дискуссия по этому вопросу может считаться решённой. Ниже я сделал дополнительную заметку о том, что выражение aisa hada (1.93) записано правильно. О слове akuma (1.96) пометил, что хоть скала и немного повреждена в этом месте, но клинопись всё ещё разборчиво читается. Есть свидетельства, что скала испорчена здесь ещё со времён Г. Роулинсона.

Bh. 2. 59-61. Здесь три строчки совпадают с данными Роулинсона и Шпигеля. С пробелом, обозначенным Вайсбахом и Бэнгом, не соглашусь: па . . avam karam (2.61). Видимо опечатка в их публикации ввела в заблуждение Бартоломае IF.12.135. В печатном издании две точки, думаю, поставлены совершенно случайно, ошибочно. Поэтому читать следует: mana avam kаram, как у Шпигеля. Это замечание относится, следовательно, к изданию Вайсбаха и Бэнга.

Bh. 2.61. [..]ravaaharahayaa первые две буквы сильно повреждены, но третья r, может быть восстановлена по трём оставшимся точкам или отверстиям на скале и глубокой линии клинописной буквы, хотя эту букву тоже задело крылом разрушения. Когда непосредственно работаешь с наскальным текстом, то появляется навык видения тончайших деталей, и ты уже с уверенностью понимаешь, что за слово здесь начертано.
Bh. 2.75. (cf. 2. 89). utasai[y] [casma] avajam и т. д., начало фразы слабо прописано, немного нечётко, тем не менее, по оставшимся точкам и чёрточкам можно при желании понять слово. О том, как восстанавливается слово с нарастанием практики работы непосредственно с наскальной клинописью, я уже говорил выше. Практическое уничтоженное природой слово casma или caxsma, не дало никаких новых результатов и осталось по-прежнему неразборчивым в обоих случаях: 2.75 и 2.89. Господа Кинг и Томпсон пишут мне, что они читают ucsam avajam, with ucsa, приводя аналогию со словом aksa и переводя его как «глаз». Мне кажется, что для подобного утверждения есть фонетические «запреты», но я проверял всё очень тщательно и написал asam, сравнивая с авестийским as. Я не упустил из виду замечания Bartholomae, Air. Wb. p. 229; Foy, KZ. 37. 554-555.

В 2.75 я просто набросал несколько строк о сохранившемся фрагменте средней буквы. Я отметил, что она похоже на h, чем на s, но сходство между ними в написании клинописных символов легко приводит в заблуждение. Конечно, для casma подходит смысловой перевод «глаз», потому что во времена царя Дария были наказания в виде лишения глаза, одного или сразу двух. О таких жестоких расправах ещё и сегодня сохранились предания в отдалённых уголках Персии. Например, Ландор в Across Coveted Lands, 2. 191, рассказывает о том, как пленника лишали глаз с помощью раскалённого железа прямо во время вечернего праздничного торжества. Это последнее замечание может бросить некоторый дополнительный свет на значение слова avajam (2. 75). Чтение этого слова не вызывает сомнений. Также хорошо читаемо слово duvarayamaiy, но слова basta adariy сегодня не разборчивы, хотя Г. Роулинсон отмечал их очевидность, но с тех времён вода и ветер оставили свои беспощадные следы. Просто в качестве заметки стоит добавить, что последние два слова этой строки haruvasim k\ara (2.75) находятся в отличном состоянии.

Bh. 3. 87-91: часть времени было потрачено в попытке увидеть что-то новое, что возможно рассмотреть из немного повреждённых клинописных черт третьей колонки, но действие воды было настолько сильным, что со времени исследования Г. Роулинсона почти полностью исчезли два последних слова в нижней части таблицы. Мои заметки показывают, что от букв ар в слове [uzmay] apatiy остались лишь слабые намёки, хотя последняя часть слова в полном порядке. k в слове akariyantam по всей вероятности правильно прописано, я пометил в тетради, что читается здесь k, но эта буква сильно повреждена.

Bh. 4. 46: что касается первых трёх слов xsaya\thiya vasna aura[mazdaha], на скале я смог разобрать слабые остатки слова mazada – имя верховного божества. В четвертом слове, как и Роулинсон, я смог прочитать только последнюю часть – maiy. Так что есть ещё возможность воплотить в жизнь гипотезу и догадку Грея JAOS. 23. 62, который предполагал первую часть слова как ava или avat. Предположение Грея хорошо вписывается как в повреждённое расстояние, так и в смысл всего предложения. Слово aniyasciy в своих заметках я обозначил «o.k.», т.е. «всё в порядке».

Bh. 4. 49: avah\ya paruv thada первые два слова написаны чётко и ясно, но глагол в плохом состоянии. Впрочем, его первый слог я тоже отметил «o.k.», со вторым я не смог ничего сделать.
Bh. 4. 50: maniy[ataiy], несмотря на синтаксические основания в пользу сослагательного наклонения, мы должны принять короткий звук а, исходя из наскальной клинописи. На полях моей тетради отчетливо записано: "нет места для долго a; то, что осталось от t, следует непосредственно после у"(Cf. also Foy, KZ. 37. 488, note).

Bh. 4. 51: paruva xsаyad[iyа] аtа аha, первые два слова на камне прописаны совершенного ясно. Третье слово повреждено почти через каждый клинописный знак. Я читаю его как ata, не соглашаясь с версией Вайсбаха и Бэнга. Роулинсон, следуя последним находкам, читает последнюю букву как а, в то время как я отчётливо разобрал ata, как указал выше. Вайсбах и Бэнг сделали следующее предположение: [yat]a, проведя с эламским словом kus. Что касается следующего слова, то я отметил: «aha написано на камне ясно, не вызывая вопросов». Слова avaisam и astiy читаются хорошо, но naiy между ними не очень ясно прописано, поэтому у меня написано в тетради: «о.k., неописуемо».

Bh. 4. 58: dаraya [vaus xsаya] thiya nuram. Имя царя Дария повреждено, видимо, несколько больше, чем во времена Роулинсона, но это дело десятое. Более важным являются мои заметки об отсутствии пробела в слове nuram, где я очертил круг вокруг помеченных мною точек. Вайсбах и Бэнг в своём издании указали, что пробела здесь не должно быть и пояснили: «в пустом пространстве должно быть вставлено слово-разделитель; слово nuram следует за словом-разделителем [xsaya] thiya. Исходя из этого версия Фоя о слове ada становится излишней (KZ. 35. 34, n. 1).

Bh. 4. 64: na\iy zurakara aha[m], второй слог слова naiy сильно повреждён, но смысл предложения в целом понятен. Изучая слово zaurakara, я впервые пометил: «не совсем ясно, так как каменная поверхность несколько подпорчена. Но в целом выглядит неплохо. При повторном рассмотрении клинописи на следующий день я добавил, что предыдущие показания подтверждены. Просмотрев отчёт Роулинсона, я снова вынужден был заметить, что со времени его исследования скалы шестьдесят лет назад, она немного, но пострадала от воды, холода и солнца. Слово aha[m] я пометил «правильно», к слову aha в моей копии добавлено «возможно, верно», но в конце слова ясно видно букву m. Эти мои изыскания совпадают с выводами в других печатных изданиях.

Bh. 4. 64: [naiy adam na] imaiy tauma, слова, заключённые в скобки, я обозначил как «абсолютно неразборчиво для меня». Но в последний день при ярком солнечном свете я исправил своё замечание на: «мне кажется, что хорошо видно а и остатки верхней клинописной черты буквы d, вместе с фрагментом горизонтальной черты и шляпки «гвоздика» буквы m». Следовательно, это подтверждает точность воспроизведения слова [adam]. Относительно первой буквы i в слове [no] imaiy – записано «правильно» в моей записной книжке при незначительном повреждении скалы. В слове tauma нет никаких сомнений, его чтение такое же, как и во всех текстах.
Следующие три слова потребовали долгого и трудного изучения, о них я расскажу в следующем разделе.

UPARI ARSHTAM

Bh. 4. 64: upariy ab(r) аstain upariy. Я провел большую часть двух моих последних дней в изучении этого отрывка. Именно эта часть текста была одним из стимулов для меня, чтобы подняться на Бехистун. Думаю, что эта фраза раскрывает выбор Дария зороастрийской религии, как государственной веры Ахеменидских царей. Об этом я говорил в JAOS. 21. 169, 172-175. Я возвращался снова и снова, изучал каждое слово при разном освещении, набрасывал их и делал зарисовки, насколько позволяла повреждённая наскальная поверхность. Я старался обращаться с камнем осторожно и бережно, боялся каким-то образом повредить его.

Первое слово upariy сильно повреждено и трудно читаемо, но в последний день мне повезло с ярким солнечным светом, так что я мог рассмотреть его замечательно и сравнить его снова и снова с аналогичным словом в конце строки. Я отчётливо понял, что это upariy (с начальной u), а не apariy, как предполагал Фой в KZ. 35. 45, n. 1; 37. 502, где он обсуждает эламскую версию текста. Первое слово upariy остаётся у Фоя неизменяемым, как и у Роулинсона. Результаты моих исследований мне понравились, особенно по второму upariy. В моей тетради над буквами u, p, y у меня помечено «всё правильно». А вот ниже над словом pari я пометил «сильно повреждено». Но на второй день моих исследований этого слова солнце позволило изменить пометку на «всё хорошо». Таким образом, второе upariy такое же, как и у Роулинсона.

Больше всего меня интересовало слово, расположенное между двумя upariy. Для меня была загадка как пишется это слово abistam, abastam, или arstam, как утверждал Фой. Об этих моих сомнениях и исследованиях я подробно написал в JAOS. 21. 169, 172-175. С большим вниманием и тщательностью я изучал сначала каждую букву, возвращаясь к ним снова и снова, стараясь прийти к какому-то единому мнению, проверяя себя, делая новые зарисовки и заметки. Во-первых, я пришёл к выводу, что в слове нет никакого i, поэтому такое прочтение как abistam должно быть отброшено. Таким образом, остаются две версии abastam и arstam по гипотезе Фоя. Выбор между b или r, остальные буквы, как показывают мои заметки, читаются ясно. Эти клинописные буквы отличаются одной только небольшой горизонтальной чертой. Должен отметить, что на Бехистун эта спорная черта очень слабо прописана, но следы от неё ещё видны в середине буквы.

Это особенно заметно на фотографиях, которые я сделал на выступе скалы и привёз с собой. Поэтому с уверенностью утверждаю, что эта черта более или менее заметна, вода повредила эту букву хорошо, всё слово тоже заметно нарушено, трещин нет, но стёртость, сглаженность букв наблюдается. При рассмотрении фотографий может возникнуть чувство неуверенности, можно подумать, что это просто точка или случайное своеобразное коричневое пятно на пористом камне. Но каждый раз, возвращаясь к этому вопросу снова и снова, я приходил к выводу, что Фой может быть и прав, утверждая, что это буква r, а не b. Я внимательно изучил другие места на скале, в которых есть повреждение буквы r, поэтому уверенно пришёл к выводу, что это слово «arasataama, т.е. arstam для arstatam».

Таким образом, перевод будет звучать: «Процветание, честность, нравственность». Фоя я от всей души поздравил с проницательной догадкой. О грамматическом образовании слова можно посмотреть: Foy, KZ. 37. 503. Кинг и Томпсон также читают это слово как arstam, об этом они писали мне в письме 15 июня 1905 года. В тоже время, я думаю, что нужно быть осторожным в дальнейших догадках. Дни, проведенные на выступе скалы Бехистун, сделали меня более консервативным, чем обычно, и в случаях сомнения я решил полагаться на исследования Роулинсона, пока все наскальные надписи не будут изучены до основательного окончания.

Что касается начала следующей строки, которая по-разному читается mam naiy, или ayam naiy, и т.д. Признаюсь, что когда я впервые прочитал фрагмент второго слова, то согласился с его прочтением, как naiy, что и записал в свою записную книжку. Но повторное изучение повреждённого участка текста при хорошей солнечной погоде показало, что ayam naiy больше похоже на окончание длинного слова -haiy или -jaiy, я пометил его «ясно». Позже я добавил еще раз: «это не похоже на naiy», и пришёл к тому, что передо мной возникла некая неопределённость.

По возвращении в Америку, получив доступ к исследованиям клинописи Роулинсона, мне было интересно узнать, что у него тоже есть haiy и он тоже предполагал, что это окончание какого-то длинного слова: ya…tahaiya. Однако в его более поздних редакциях (JRAS.12. p. viii, приложение) идёт другая интерпретация uparaiya maama naiya, уже со словом mam, с данным прочтением работал Шпигель и другие редакторы. Всё, что могу сказать по этому поводу, так это то, что эламская версия, безусловно, выступает за чтение второго слова как naiy, поскольку у него есть обычная отрицательная частица inne: «нет». Эта версия на эламском языке может служить некой консультацией к нашим затруднениям.

Окончание четвёртой колонки

Bh. 4. 65: sakaurim и т. д. Шпигель и Коссовский частично следуют за Роулинсоном: upariy\mam naiy sakaurim … huvatam zura akunavam. Oppert, Le Peuple et la Langue des Medes, p. 183. пишет: «upariyayam naiy uvаrim naiy druvaсtam zaura akunavam». Fr. Miiller, WZKM. 1. 60, читает, «aparijdа\jаma naij sakaurim [naij a] huwatam zaura akunawam». Вейсбах и Бэнг излагают свою версию: «upariy ayam naiy sakaurim [naiy] ... huvatam zura akunavam» (Бэнг IF. 8. 292). Фой в KZ. 35. 45, сначала предложил свою поправку к тексту, т.е. он улучшил слово «apariyayam» и изменил «sakaurim» в «hukarim», и «huvatam» в «duuskaram». Затем Бартоломае предложил радикальную гипотезу (IF. 12. 130): «naiy ahurim naiy duruvantam». Наконец, Фой (КЗ. 37. 557) «перевернул землю» и предложил новое толкование: «dasurim . . . [ai] nahuvantam».

Могу лишь добавить, что в отношении sakaurim предложения по изменению текста могут быть практически оставлены. На скале ясно прописано sakaurai (?) ma. Относительно первых трёх букв s, а, k сомнений нет, повторное изучение этого слова доказало это бесповоротно. r очень непонятно, но множество точек оставшихся на месте поврежденных клинописных букв позволяют думать о том, что это всё-таки r. То же самое относится и к i, которая выглядит как a, но повреждённые остатки указывают на i. Последняя буква m отмечена в моих заметках утверждением «очень непонятно, но оставшиеся следы не противоречат написанию m». Моё третье исследование наскальной надписи принесло уверенность, что это буква m. Я добавил ещё замечание, что буква повредилась ещё больше со времени работы Г. Роулинсона на Бехистуне.
Bh. 4. 65: n[aiy]. В этом слове, которое стоит после sakaurim, первая буква n восстановлена по остаточным точечным следам. Cнова эламская версия наскальной клинописи придаёт уверенность в принятом решении.

Bh. 4. 65: [..] uvatam(?). Это долго и много обсуждаемое слово, ранее читалось как… huvatam и т. п., сегодня я собрал новый материал. Текст, конечно, сильно повреждён, но каждая буква этого слова разборчива, только последняя буква m в плохом состоянии. Изучая первую часть слова, я заметил, что вместо буквы h, как принято считать, у нас есть другая буква, символ, который больше похож на s. Присмотревшись поближе и более дотошно, стало вполне понятно, что это буква s. Но, возможно, это и n или r, написание двух этих клинописных символов похоже, но чтение затруднено тем, что их горизонтальные линии несколько испорчены. Однако набросок, сделанный в моих заметках, подтверждает чтение буквы как n. Дальнейшее обследование поврежденных частей доказало очевидность m.

Даже если моё чтение будет правильным, у меня нет этимологии, чтобы предложить объяснение написания этого слова. Свои сомнения, подозрения и мысли на эту тему я опубликовал в JAOS. 24. 24. Всегда помню о том, что эламская версия — это как лакмусовая бумага и никогда не упускал из виду различные гипотезы учёных, о которых я упоминал в своём параграфе о слове sakaurim, обсуждаемом выше.
Bh. 4. 65: zura akunavam, и.д. Каждая буква в словах разборчиво читается, тоже самое относится и к следующему за этой фразой слову.

Bh. 4. 66: vi[i]thiya прочитано правильно, хотя буква v сильно повреждена, но я пометил своей меткой «правильно» и «трудно быть уверенным окончательно», финальный мой вывод «вероятно правильно».
Bh. 4. 68: hya aparam ahy и т.д. эти первые три слова строки выветрены и искорёжены, но в тексте они даны правильно. То же самое можно сказать о слове martiya. Что касается слова draujana, то о нём я записал: «повреждено водой, но верно». Относительно слова [a]tar[ta] – внутренние буквы повреждены настолько сильно, что практически неразборчивы.

Bh. 4. 69: ahat\iy avaiy mа daustа avaiy. Первое и третье слова читаются хорошо, второе слово avaiy сильно повреждено и трудно разбираемо. Последние несколько букв слова dausta едва, едва проступают, но понять, что там написано ещё можно. Второе слово avaiy неразборчиво. Длинное слово ahifrastadiy я пометил в своей тетради «правильно, но трудно читаемо». Другое слово parsa сейчас почти неразборчиво.
Bh. 4. 71, 73: vikanahy, правильней с буквой k, а не s.
Bh. 4. 76: avataiy auramazda. Первое слово сохранилось, но читается с большим трудом. Второе - имя верховного божества. Вейсбах и Бэнг читают имя как mazanam; Опперт сделал своё предположение: vazrakam (Foy, KZ. 35. 47; 37. 558). Я надписал пометку: «неразборчиво».

Bh. 4. 77: vikanah[i]dis. k прописано ясно, i пропущена на скале.
Наступило время, когда солнце сказало мне: поднимайся на скалу в последний раз и снова возвращайся в Хамадан. Я продолжил своё путешествие в Южную Персию, хотя мне очень не хотелось уходить с Бехистуна. Но пора было ехать, впереди меня ждали Исфахан, Персеполь и Шираз, встреча с коренными зороастрийцами в их исторической столице Йазде, оттуда у меня был план посетить Мерв, Бухару и Самарканд. Достигнув равнины ещё раз, появилась возможность призвать жителей, населяющих местность вблизи скалы Бехистун, к сбору пожертвований на сохранение своей знаменитой надписи. Я рассказал им о божественных благословениях, которые царь Дарий призвал на всех, кто передаст своим потомкам знания об этой надписи и будет её оберегать от разрушений. И о том, что царь обещал проклятия тем, кто будет намеренно ломать бехистунские надписи.

Скульптура парфянского царя Готарза

Готарз I (царь парфян: Gōtarz, древнегреческий: γωτάρηης Gōtarzēs) был правителем части Парфянской империи от CA. 91 до н. э.-87 до н. э.

Не могу покинуть Бехистунскую долину без рассказа об осмотре повреждённого барельефа парфянского царя на панно, расположившегося у подножия холма, справа от Бехистунской скалы. В некоторых местах барельеф практически уничтожен, но мы знаем, что он представляет собой триумф парфянского царя Готарза I (около 46-51 до н.э.) над своим соперником Митридатом II. Митридат тоже был парфянином, но воспитывался он у римского императора Клавдия, который в своё время предпринял неудачную попытку, чтобы получить персидскую корону. На барельефе надписи: Митридат Персидский… Готарз сатрап сатрапов (т.е. царь царей), сын Гева. Но сейчас от имён царей почти ничего не осталось. Отчётливо видно имя ГОТАПZНО на греческом языке, которое можно всё ещё можно прочитать.

Большая часть скульптуры была разрушена около ста лет назад любопытствующими вандалами. Персидский повелитель Шейх Али Хан Занганах посвятил надпись на барельефе династии Аршакидов, расположив её в центре скульптуры, выполнены письмена на арабском языке. Текст сообщает о пожертвовании шейха на поддержание двух деревень и караван-сарая, расположенных в долине недалеко от Бехистунской скалы. Наши современники могут только сожалеть о том, что от этого исторического сооружения не осталось почти ничего, особенно горько осознавать, что разрушения произошли от рук человеческих, а не по причине природных дождей и ветров. Хорошее изображение арочной панели можно увидеть в книге Кер Портера, Travels 2. 151; «Записки о шейхе Али Занганахе» (2. 85-86).

Стихии ветра и воды тоже внесли со временем свой вклад в уничтожение барельефа, который был вырезан довольно грубо, нет в нём никакого европейского изящества и утончённости. Сейчас резьба сильно обветренна и стёрта, но всё еще можно различить две человеческие фигуры героических размеров с плохо просматриваемыми чертами лица. Рядом с ними расположились две маленькие конные фигуры воинов, каждый из них вооружён копьем, один преследует другого; над головой последнего плывет ангел, держа гирлянду победы. Изображение этого барельефа есть: Flandin and Coste, Voyage en Perse, Ancienne, 1. plates 16, 19. Этот наскальный рисунок символизирует борьбу между Митридатом и Готарзом, но их фигуры сохранились очень плохо, я мог бы зарисовать скульптурные изображения, но для этого нужен был хороший солнечный свет. Об истории парфянского Готарза и данного барельефа можно прочитать: Justi, Grundr. iran. Philol. 2. 504-505, также смотрите: Rawlinson, Sixth Oriental Monarchy, pp. 249-261.

Если стоять у основания этого барельефа и посмотреть в направлении села Бехистун, то можно ясно увидеть на скале очертания древнего строения. Местные жители называют это местом Хосрова (G-ah-i Kei Khosru). Возможно это следы дворца Сасанидского царя, стоявшего во времена правления царя Кей Хосрова, который любил эти места и проводил здесь много времени. Коренные жители помнят и почитают его имя и сегодня.

Скульптурная композиция у каменного валуна

Есть ещё одна древняя реликвия в Бехистуне, которой хотелось бы уделить немного внимания читателя. О ней незаслуженно не упоминается ни в одной известной мне книге, хотя она хорошо известно всем персам. Когда я спросил своих гидов: «Есть ли ещё какие-либо рисунки или надписи, кроме тех, который я уже осмотрел?» Они мне рассказали о большом скульптурном монументе, возвышающемся на большом валуне с правой стороны горы, на которой вырезан барельеф Готарза. Мы проехали в указанном направлении, пришпоривая коней, затем взобрались вверх по небольшому склону к месту, где стоял огромный каменный валун около двадцати футов в окружности и десяти в высоту, окружённый с трёх сторон фигурами в натуральную величину. Для фотографии время было позднее, начинало смеркаться. Но я отчаиваться не стал и набросал несколько зарисовок, сопровождая их подробными заметками.

Средняя фигура представляла собой бородатого человека с пышными усами и кучерявой шевелюрой, на которой была наброшена закруглённая шапка. Верхние одежды в обтяжку, на тунике нет украшений, на талии широкий пояс, горло обхватывает колье, руки украшены кольцами. В левой руке чаша, правая рука вытянута над невысокой колонной, которая может быть алтарем для огня или на ней находится какой-то предмет, который я не смог разобрать, но он, видимо, связан с подношением, с жертвой. Ноги очень толстые, вероятно это такие широкие штаны. Внешне фигура напоминает жреца-мага, который проводит молитвенный обряд, хотя это утверждение может быть оспорено. Надо сказать, что фигура не обладает ничем, что бы могло причислить её к воину, либо к царственной особе.

Вторая фигура стоит с правой стороны каменного валуна. Лицо её полное, круглое, похоже, что без бороды, напоминает женщину или юного мальчика. На шее фигуры широкое колье, браслет на левой руке, который хорошо виден, на правой руке его нет. Ноги похожи на первую скульптуру, такие же толстые, левая нога изображена в движении, как бы делает шаг вперёд.

Третья фигура расположилась с левой стороны валуна, ближе к центральной фигуре. Лицо обрамлено тощей бородкой, левая рука не видна, в правой – какой-то нечёткий, загадочный предмет. На ногах низкие сапожки похожие на обувь на барельефе в Персеполе. Поза вполне реалистична, с точки зрения искусства фигуры сделаны грубо, тяжеловесно, хотя и очень впечатляюще. Полнота ног каждой из них поражает и напоминает мне барельефы над надписями Дария, которые я подробно изучил, а также некоторые из ахеменидских скульптур в Персеполе. Но нет никаких свидетельств, что широкие брюки и округлые шапки принадлежат периоду Сасанидов. Считаю, что эти скульптуры должны быть отнесены к периоду Ахеменидов и ни какому-либо другому.

Время, посвящённое изучению Бехистунской надписи, было на исходе, и я был вынужден покинуть здешние места. Моё сердце с тоской сжималось от мысли, что при наличии большего времени, можно было бы более детально и подробно изучить знаменитые наскальные письмена. При осознании того, что я смог способствовать лучшему знанию надписи Дария, мою душу переполнило ощущение бесконечного счастья, вдохновляя надеждой возможность снова побывать здесь и завершить исследование спорных частей исторической клинописи.